Я такие рюкзаки знаю: ужасно неудобная конструкция.
При виде его сухопарый недоуменно вскинул брови:
– Че?..
– Путем друджа идешь, сын мой? – с затаенной надеждой поинтересовался аснатар.
– Че?..
Все-таки варвары – тупые ребята… У нас в конторе только и разговоров, что об отмене инквизиции. Последнего друджванта аснатары лет двести как уговорили. А оно нам надо – инквизицию просто так содержать? Друджванты – их последняя надежда.
– Слышь, Ясна, – предложил забинтованный без особого энтузиазма. – Шел бы своей дорогой, а? Без тебя тошно.
– Ну как же я уйду? – удивился тот. – Я уйду, а вы души бессмертные погубите. Не-ет! Знаю я эти фокусы.
– Ну, батя, тогда жди благих терок.
Я сел поудобнее, устраиваясь с комфортом. Захрустело стекло; вокруг машины собиралась толпа благодарных зрителей.
Откуда-то появился мальчишка лет тринадцати – в драных джинсах, черной рубашке с закатанными рукавами. Парень словно вынырнул из лета. На загорелой коже – царапины, волосы выцвели, за спиной деревянный меч.
– Крепко он тебя приложил. – Мальчишка опустился на корточки рядом со мной. – Надо было по яйцам дать.
– Не успел. – Я с гордостью вытер кровь, капающую из носа. – Он без предупреждения напал. Аскавец, блин!
– Ниче. Иштван им вломит.
Я покачал головой. Пока что-то не очень на то походило. Бандиты орали на монаха; тот кротко втирал о Ясне, борьбе добра со злом.
– Слышь, пацан, – приказал мне жирдяй, не оборачиваясь. – Чтоб никуда не шел. Со святым батей добазарим, тобой займемся!
Синий достал пистолет и покачал стволом перед лицом монаха:
– Церковь, отче, отделена от государства. Благие понятия, благой базар, благие терки – это все в задницу засунь. Доступно излагаю?
– Более чем, сын мой.
Не переставая улыбаться, аснатар хлопнул охранника по запястью – будничным, деловитым движением. От хруста костей меня передернуло. Охранник побелел и осел на землю.
Взмах, удар! Монах ринулся на варваров. Те не приняли боя и сразу побежали к машине. Взревел мотор. Аскавцы втащили раненого охранника в салон и газанули прочь.
– Ну вот, теперь все в порядке, – важно кивнул мальчишка. Вид у него был, словно это он все устроил.
Тут у меня глаза полезли на лоб. Мальчишка отошел на несколько шагов и исчез! Взял и исчез! На том месте, где он стоял, прокисшим тестом вспухли пряди плесени. Я потер глаза рукой.
Показалось?! Так ведь был мальчик, был! Мамой клянусь! Монах стоял посреди дороги, озадаченно косясь на плесень.
– Что, сбежал отрок неблагой?
– Сбежал, – машинально ответил я. Ощущение чужой тайны – теплое, щекочущее и невыразимо приятное накатило на меня. Ну и денек сегодня выдался!
Монах смотрел на меня с ожиданием. Опомнившись, я неловко опустился на одно колено:
– Спасибо вам, святой отец, выручили. С этой сволочью…
– Вот и отлично, паства, – перебил инквизитор. И поинтересовался: – Как машина? Побита?
– Не очень. Чинить придется, а так на ходу.
– Славно! – оживился тот. – Благостно сие и велелепно. А скажи, сыне… – Взгляд аснатара затуманился: – Обрадуешься ли помочь святой нашей матери-церкви? Ну так, чисто по-родственному?
– По-родственному? – удивился я. – В смысле?
– Ты по существу отвечай, паства. Без мумления неблагого.
– Так это смотря в чем.
– Резонно. Мне, сыне, в Болотноселье нужно, по надобностям высокодуховным. И тебя это тоже касается. Вникаешь?
Я вникал. Варвары, друджванты, мальчишка, расползшийся горкой плесени… Наверное, так чувствует себя мотылек, перед которым вспыхнула соблазнительная газовая конфорка тайны.
– Ладно, отче. Только помогите стекла вымести.
Монаха звали Иштваном. Всю дорогу я искоса поглядывал на него. Мне казалось, что, стоит отвернуться, он превратится во что-нибудь… такое, странное. Отрастит нос на пол-лица или уши остроконечные. Я не сумасшедший, просто иногда так хочется чуда! Не все же жить скучной, приятной и спокойной до отвращения жизнью.
А вдруг действительно в Ведене друджванты завелись? И этот их ловит?! Вот бы хоть глазком глянуть!.. Говорят, друджвант может кем угодно обернуться. Живет, скажем, обычный человек… или там сенбернар, или рыбка в аквариуме. А на самом деле – не рыбка это, а пиранья-друджвант, воплощение зла. Отвернешься, а тебе зубами в горло!
– Сюда, пожалуйста, – меланхолично приказал монах, – заезжай и сразу налево. Сейчас покажу, где машину поставить.
Служка-аберетар распахнул ворота. Мы въехали во двор и свернули на площадку. Иштван обменялся с аберетаром несколькими фразами.
– Теперь пойдем, – повернулся он ко мне. – Его преосвященство, хаванан Никодим Кей-Кобад хочет с тобой поговорить.
Сам хаванан?! Высший глава веденских церковников?! Чего-то примерно такого я и ожидал, но все равно растерялся:
– Зачем это? Мы же…
– Зачем – это уж он сам скажет.
Намеренно или случайно, монах стал так, чтобы заградить дорогу обратно. Служки смотрели на меня сочувственно, пряча глаза.
– А если я не захочу?
Иштван посмотрел на меня с интересом:
– Ты никак душу погубить жаждешь? Или к матери-церкви того… без почтения должного? Ты только скажи, паства.
Аснатары придвинулись. Я посмотрел на их рожи и покорно зашлепал следом за аснатаром.
В Ведене много Домов Огня. Болотносельский из них считается лучшим. И святость тут особенная, и аша прет по самое не могу, и монахи благостные – не в пример Южной Огневице, где молится новое поколение.
Вообще-то пи… (молчок! в святом храме нельзя!) уродов из нового поколения я тоже не люблю. Но здесь действительно хорошо. Вон боль в разбитом носу прошла, даже, кажется, ссадина затянулась. И ребра не ноют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105