Она перестала дрожать. Прислонилась к большой деревянной подпорке ветряка.— Вот таким путем ты и додумался до всего этого, Томми?— Ну, может быть, все это ничего не значит. Просто надо было выговориться.— Сколько тебе лет, Томми?— Ты же знаешь. Двадцать один.— О, совсем молодой! Ужасно молодой, сущий ребенок!— Думаю, так и есть.— Думаешь? Ах, Томми, ты очень молод для того, что тебя ожидает.— А что, мама?— Как жить на чужбине. — А поскольку Том промолчал, спросила: — Теперь ты здесь не останешься?— Я не думал уходить.— Конечно, не думал, но не останешься же теперь, когда понял, что отец, братья, сестры тебя не любят.— Да я совсем не о себе думал. Думал больше о тебе, мама.— Что они меня не любят?— Теперь вижу, говорить так жестоко. Но у меня до того накипело…— Понимаю. Не удержался, захотелось выговориться. Скажу тебе еще одну вещь. Вообще-то правду стоит говорить.— Так ты согласна, что это правда?— Разве я все эти годы не молила, чтобы ты не узнал, по крайней мере пока не подрастешь? Пошли!Не оправившись от потрясения, Том побрел следом за матерью. От такого открытия он не расстроился, скорее приободрился. Уж слишком неожиданным было убедиться в своей правоте.Мать непривычно торопливо зашагала к заднему крыльцу, он еле поспевал за ней.На крыльце теплился красный огонек. Огонек вдруг вспыхнул, высветив угрюмое лицо мистера Глостера с трубкой в зубах.Она остановилась перед мужем со словами:— Знаешь что?— Ну? — пробурчал он.— Похоже, мы потеряли парня.— Какого парня?— Тома.— Не Том ли торчит рядом с тобой?— Он.— Что ему еще надо? Не хватает хорошей взбучки? Черт возьми, я доставлю ему такое удовольствие, пусть он и вымахал здоровее меня!— Он хочет уйти от нас.В ответ раздалось удивленное восклицание, затем дикий рев:— Бросить нас? Бросить нас! Не закончив расчищать пойму?Тут они услышали раздавшееся у ворот корраля громкое ржание, чье-то удивленное восклицание, затем голос бегущей к дому старшей сестры Тома:— Папа! Том! Серая кобыла вернулась под пустым седлом, ломится в ворота корраля! Глава 6ДЭВИД ПЭРРИ-МЛАДШИЙ Все поспешили туда. Джим Глостер уже открывал ворота, чтобы впустить кобылу, но та, всхрапывая, убежала через дорогу.— Взбесилась, — заключил Джим. — Попробуй-ка ты, Том!Том, не переставая произносить успокаивающие слова, тихо подошел к лошади. Та, обнюхав его и несколько раз фыркнув, позволила ему сесть в седло. Из седельных сумок торчали два кольта, но длинноствольная винтовка, висевшая раньше в чехле с правой стороны, отсутствовала.— Сбросила его. Я так и думал, — произнес отец.— Если сбросила одного, сбросит и другого? — спросил, размышляя, Том.— Смотрите-ка, Том снова думает! — съязвила старшая сестра. Но, чиркнув спичкой, подошла поближе к лошади и указала на поблескивающую серебром луку богато украшенного седла. — Эй! — крикнула она. — Взгляните сюда! — И показала на ярко-красное пятно, расплывшееся по холке и серебристой гриве лошади, блестевшее даже в свете спички, еще не высохшее. — Чужеземцу досталось, — без особых эмоций заключила девица. — Кто-то попал в сердце. Глядите, как хлынуло из раны, прежде чем он выскочил из стремян!Спичка в ее руке погасла, и оживленное безжалостным любопытством лицо старшей сестры растворилось в ночной темноте.— Слезай с лошади, веди ее в конюшню! — приказал отец. — Будет у меня, пока не объявится хозяин. Но, думаю, это вряд ли произойдет.Том поудобнее устроился в седле, подобрал поводья. Кобылка вскинула изящную головку.— Давай! — скомандовал отец. — Билли, открой пошире ворота. Похоже, что с Томом мне наконец немножко повезло!Но Том, подав лошадь вперед, наклонился к матери:— Я уезжаю, прямо сейчас.— Похоже на судьбу… она вернулась за тобой, — согласилась мать. — Ой, Том, увидимся ли снова?— Я вернусь, — заверил он, — когда у меня что-нибудь будет для тебя. Вернусь, когда смогу забрать тебя в свой дом.— Тише, тише, — дрожа от страха, попросила она. — И возьми эти деньги, Том. Мне они не нужны. А теперь скорее уезжай!Он отмахнулся от золотого, но наклонился и поцеловал мать. Затем, выбираясь из маленькой толпы, подал лошадь назад.— О чем вы там перешептывались? — спросил отец.— Прощался с матерью, — ответил Том. — Прощайте и все остальные!Все с криком бросились к нему.— Эта кобыла стоит две с половиной тысячи долларов. Хэнк Райли говорил! Том! Тебя за нее посадят! Слышишь, Том, стой, говорю!Других слов Том на прощанье не услышал. Если и щемило сердце, то лишь о покидаемой матери. Она одна будет жалеть о чем-то большем, нежели о деньгах в облике кобылы. Он отпустил поводья, и лошадь пошла размашистым аллюром, оставляя позади огоньки родного дома.Том Глостер скакал по дороге, пока вдруг между деревьями не замелькали огни городка. Тут он вспомнил, что в городе ему нет места. Ни работы, ни дома, ни гроша в кармане. Тогда он еще больше отпустил поводья, и кобыла сама свернула на уходившую влево и ведущую через лес тропу. Мимо, как и невеселые мысли о будущем в голове Тома, проплывали темные силуэты деревьев.Дважды парень останавливал серую, искушаемый желанием вернуться домой к ожидавшим его насмешкам. Жалкий домишко, где он не видел ничего, кроме тяжелого труда да насмешек, теперь казался ему уютным пристанищем. Думалось, что в мире нет ничего прекраснее, чем вырисовывающиеся на фоне неба знакомые очертания крыши с трубой или высокого темного купола вяза. И пойма, где Том вложил столько труда, и таскавшие плуг старый мул и терпеливый, выносливый бычок тоже вроде глядели ему вслед, ожидая, когда он вернется. Кто же теперь закончит его работу? Наверное, никто, и все останется как есть, как открытый всем дождям недостроенный дом без крыши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10