Я призвал на помощь одного из любимых моих героев Робинзона Крузо… Если бы он, поселившись в своей первой пещере, наткнулся на этих двух птиц, что бы он сделал? Дога даться нетрудно: он бы их тотчас же задушил и ощипал, возблагодарив провидение, а потом зажарил бы их на вертеле из бамбука. Если я обращусь в бегство перед этой живностью, то потеряю право на место в романе с приключениями, и все мои герои, изображенные на картинках, которые прежде смотрели мне прямо в лицо, теперь отвернутся, не захотят и глядеть на мальчика с «сердцем скво» [34].
К тому же сейчас мне предстояло биться не с «пугачами» мощными и свирепыми тварями, даже имя которых устрашает а всего лишь с «совищами», далеко не такими опасными противниками.
Взяв в свою бестрепетную руку «остроконечный нож» я наточил его на камне.
Оставалось еще привидение. Я повторил, как спасительное заклятие, слова отца: «Привидения не существуют»
А затем украдкой раз пять-шесть положил на себя крест который «перережет их напополам».
Лили вылез из чащи кустов. Он волочил за собой две можжевеловые ветки — длинней его самого и совершенно прямые Одну из них он дал мне.
Я вынул из кармана длинную бечевку и привязал к отточенному концу можжевеловой палки рукоятку моего грозного ножа. Лили рядом со мной аккуратно точил свое оружие, словно чинил карандаш.
Сквозь окружающую нас белесую мглу пробивалась заря; при скудном свете виднелись ватные хлопья тумана, осевшие на верхушках сосен и кустарников.
Было холодно.
Нервный подъем, который помогал мне держаться всю ночь, вдруг кончился. Я почувствовал, что лишь усилием воли могу заставить свою шею не сгибаться под тяжестью головы; я прислонился спиной и затылком к сосновому стволу, и мои отяжелевшие веки сами собой сомкнулись, прикрыв теплым пологом глаза, словно засыпанные песком. Разумеется, я бы заснул, если бы где-то в сосновой роще не хрустнула сухая ветка. Я тихо окликнул Лили:
— Слышал?
— Это кролик, — ответил он.
— Кролики не лазают по деревьям.
— Правда. Тогда это, может быть, лисица. — Он продолжал строгать свою можжевеловую палку и добавил: — Силен ты все же!
И только я хотел ему заметить, что это дурацкий ответ, как увидел между черными, тускло поблескивавшими стволами высокую фигуру: за барашками еще курчавившегося тумана медленно шел пастух в широкополой шляпе, закутанный в длинный плащ, а в спине его прямо меж лопаток торчала крестообразная рукоять кинжала.
Дрожащей рукой я четыре или пять раз перекрестил его издали. Но привидение не рассыпалось, а повернулось ко мне, осенило себя крестом, бросило вызывающий взгляд на небо и, ухмыляясь, пошло прямо на нас… Я хотел крикнуть, но ужас сдавил мне горло, и я лишился чувств.
Почувствовав чьи-то руки на своих плечах, я чуть не завопил, но услышал голос Лили.
Голос говорил:
— Эге! Это еще что! Нашел время спать!
Он поднял меня; я, оказывается, упал на бок. Я пролепетал:
— Ты видел?
— А то нет! Видел, как ты стал падать. Счастье, что кругом тимьян, иначе ты расцарапал бы лицо. Неужто тебя так сон одолел?
— О нет, — сказал я. — Это прошло. А его-то… привидение, ты не видел?
— Ничего я не видел, только опять слышал шум оттуда, сверху… Может, это впрямь охотник Мон де Парпайон… Надо быть настороже, чтобы он нас не заметил… Ну-ка погляди на мое копье!
Лили очистил ветку от коры, и она стала гладкая, как мрамор. Он дал мне потрогать острие своего «копья», отточенное, как кончик моего ножа.
Сейчас у самого края неба над Сент-Бом показались меркнущие звезды. Лили встал.
— Все готово, — сказал он. — Но еще недостаточно светло для битвы с совищами. Мы успеем зайти на Фон-Брегет, набрать воды в твои бутылки.
Я пошел за ним, шагая между росистыми кустиками лаванды.
Родник Фон-Брегет находится слева от Тауме, под небольшим утесом. Это квадратная ямка величиной с творило каменщика и глубиной примерно в два фута. Когда-то, в незапамятные времена, какой-нибудь козий пастух терпеливо долбил ее в скале, у края замшелой расселины, и ныне ямка всегда до половины полна холодной как лед родниковой водой.
Лили погрузил в воду пустую бутылку, и она, наполняясь, загулила, словно горлица.
— Вот сюда ты будешь ходить пить, — сказал Лили. — Родничок не высыхает и дает десять литров в день, не меньше!
Тут меня осенило: я нашел выход, которого тщетно искал последние несколько минут. Лицо мое изобразило тревогу, и я спросил:
— Десять литров? Это точно?
— О да! А может, даже пятнадцать.
Вне себя от изумления и негодования, я воскликнул:
— Ты шутишь?
— О, ничуть! — ответил Лили. — Если я говорю пятнадцать, можешь мне верить!
— И по-твоему, я обойдусь пятнадцатью литрами воды?!
— Как-никак ты же все это не выпьешь.
— Нет. А умываться чем?
— Да на мытье хватит и пригоршни воды. Я усмехнулся:
— Тебе — пожалуй. Но мне-то нужно намыливаться сверху донизу!
— Почему? Ты больной?
— Нет. Но пойми ты, я же городской, значит, во мне так и кишат микробы. А микробов надо остерегаться!
— А что же это такое?
— Они вроде вшей, но такие малюсенькие, что ты их и разглядеть не можешь. И значит, если я не буду каждый день мыться мылом, они мало-помалу меня заедят, и в одно прекрасное утро ты найдешь меня в гроте мертвым, тебе останется только принести заступ и зарыть меня в землю.
При мысли о таком плачевном исходе мой дорогой Лили пригорюнился.
— М-да, — сказал он, — вот пакость-то какая!
А я, бессовестный, подло на него обрушился:
— Это ты виноват! Зачем обещал, что на Фон-Брегет будет сколько угодно воды!
Лицо Лили выразило отчаяние.
— Но я же не знал! У меня-то микропов нет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123