И мне что-нибудь, — сказала я с надеждой.
— Хорошо, Лола Роза, — сказала мама и пошла к раковине умываться. Она зачерпнула воды и вдруг взвизгнула: — Господи!
Я наполнила раковину холодной водой и пустила туда Пузырька. Мама его случайно поймала. Он вывернулся и плюхнулся обратно в воду, а нас с мамой разобрал истерический смех.
— Вы там, заткнитесь, люди спят! — Кто-то стучал нам в стену.
Мы с мамой продолжали хохотать, зажимая рты ладоням. Проснулся Кенни.
— Где я? — Он заплакал. — Мама! Джейни!
— Ш-ш-ш, Кенни, мы здесь, — сказала я, подходя к нему.
— И заткните своего ребенка, — раздался за стеной тот же голос.
— Это ты шумишь, приятель! — крикнула мама. — Сам заткнись!
— Мама! Не надо! Не устраивай скандал, пожалуйста! — прошипела я и обняла Кенни, пытаясь его успокоить.
Голос ответил грубым словом, таким грубым, что мы с мамой снова расхохотались. Мама улеглась рядом с нами.
— Первое, что мы сделаем, — сказала она, — уедем отсюда. Это настоящий притон.
— Джейни, ты меня задушишь! — заныл Кенни.
— Извини, я не нарочно. Только не зови меня Джейни. Я теперь Лола Роза.
— А я — Виктория, — сказала мама.
— Это такая игра? — спросил Кенни неуверенно. — Мне не нравится. Я хочу домой.
— Нет, ты что! — сказала я поспешно. — Вот увидишь, как будет здорово. Мы потом пойдем по магазинам. Просто мы теперь другие люди, и у нас другие имена. Меня зовут Лола Роза Удача. Классно, правда? А мама — Виктория Удача. А тебя как будут звать?
— Я Кенни, — сказал Кенни.
— Это понятно, но ты можешь выбрать любое имя, какое захочешь! Помочь тебе? Ну, например… Джимми? Робби? Дэвид?
— Как? Я все равно не запомню. — Кенни забеспокоился.
— Запомнишь! А хочешь что-нибудь похожее на Кенни: Ленни? Бенни?
— А можно, я буду Кендэл?
— Мятное печенье "Кендэл"! — рассмеялась мама.
Я почувствовала, как Кенни весь напрягся от обиды.
— Кендэл — здоровское имя, — сказала я.
— Очень здоровское. У Виктории Удачи двое чудесных деток — Кендэл и Лола Роза, — сказала мама, протискиваясь между нами. — Может, попробуем теперь чуток соснуть?
Она прижала нас к себе. Кенни Кендэл лежал тихо. Я уже думала, что он заснул. Но тут он снова подал голос:
— А как будут звать папу?
Я ждала, что ответит мама. Но она ничего не ответила. Наверное, она заснула.
— Папа теперь не член нашей семьи, Кендэл, — прошептала я.
— Почему? — Голос у Кендэла был удивленный.
Я поражалась его тупости.
— Ты знаешь почему! — прошипела я. — Потому что папа ведет себя ужасно и все время бьет маму. Он и меня ударил. Мне все еще больно двигать челюстью.
— Меня он не бил, — сказал Кендэл.
— А маму тебе не жалко?
— Так она же заслужила!
Я схватила его сквозь футболку за худые плечи и начала трясти:
— Как ты можешь говорить такую глупость и гадость!
— Но она правда заслужила. Так папа сказал! — Кендэл начал хныкать. — Джейни, перестань, больно же!
— Я тебе не Джейни. Я Лола. Лола Роза. И если ты хоть слово еще скажешь о папе, я правда рассержусь. Мы его ненавидим.
— Неправда! — всхлипнул Кенни. — Мы его любим.
Я повернулась к нему спиной и отпихнула локтем, когда он попытался ко мне прижаться. Я ненавидела отца, хотя Кенни был прав.
Я отца ненавидела и боялась до безумия. И все-таки я его любила.
Я представила, как он там бродит один по квартире, зовет нас, заглядывает во все комнаты, откидывает покрывала на кроватях, открывает шкафы. Потом он, наверное, начат беситься. От злобы. Но ему, конечно, очень больно. Он, наверное, плачет. Папа у нас самый крутой мужик во всем квартале, но я много раз видела, как он плачет. Он всегда плачет, когда побьет маму. Берет ее руки в свои, говорит, что виноват перед ней, а по щекам текут слезы. А потом целует ее синяки, становится на колени и умоляет простить его. И она прощает.
И не только она. Папа любого умеет умаслить. Когда с Кенни бывают припадки ярости и он кидается на спину, брыкает ногами и вопит-разрывается, папа со смехом поднимает его и говорит: "Ну-ка выключим этот глупый носик", нажимая ему на нос, как на кнопку. Кенни внезапно перестает вопить и весело смеется, как будто он просто шутил.
Со мной папа тоже умеет обращаться. Он подходит, садится рядом, берет мою руку и заводит игру с пальцами, давая им всем смешные прозвища. Однажды он раскрасил мои обкусанные ногти во все цвета радуги, а большие пальцы и один мизинец — в золотой, серебряный и снежно-белый цвета. Он купил пакетик разноцветных бусин и нанизывал их мне на волосы, угощая меня заодно шоколадными драже в разноцветную крапинку.
На последний день рождения он мне подарил большую серебряную коробку, перевязанную радужной ленточкой. Из коробки выглядывала ткань, и я догадалась, что это радужное платье. Это меня встревожило, потому что я уже слишком взрослая для таких нарядов. Платье было очень красивое, с мелкими складками и радужным поясом впереди, буфами на рукавах и пышной юбкой с оборками. В пять лет мне до смерти хотелось иметь такое платье. Сейчас оно на мне выглядело ужасно. Слишком обтягивающее, слишком яркое, слишком детское. Но пришлось мне улыбнуться, присесть, расправляя юбку, и закружиться по квартире, изображая восторг.
Еще мне пришлось надеть его на школьную дискотеку. Надо мной все смеялись. Никто не хотел со мной танцевать. Пришлось танцевать одной, выделывая коленца и притворяясь, что мне очень весело. От бурных движений швы полопались. Мама пыталась их зашить, но ткань расползалась под иголкой. Мы запрятали платье подальше в шкаф, чтобы папа не увидел.
Я представила, как он сейчас его найдет.
Мне казалось, что сердце у меня лопается, как швы на моем платье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63