Я только пожал плечами. То, чего хочет Повар, всегда надо выполнять.
- Показывайте дорогу, - просто сказал я.
- Пока что выбираемся в направлении Сокольников, - уведомил он. - А дальше я покажу.
Мы проехали Сокольники, потом, следуя указаниям "Лексеича", малость покружили в районе Черкизовских улиц и, свернув наконец в длинный двор, проехали его и остановились у двухэтажного здания, расположенного поодаль от всех других домов и строений.
Снаружи здание имело донельзя казенный и унылый вид, но внутри оказалось на удивление тепло, светло и уютно. Мимо охраны, через холл, по широкой лестнице мы поднялись на второй этаж - и мой сопровождающий распахнул передо мной дверь кабинета, первым пропуская меня вовнутрь.
Григорий Ильич Пюжеев, он же Повар, сидел за представительным рабочим столом, в большом кресле - которое, как обычно, казалось маленьким по сравнению с выпирающими из него необъятными телесами генерала. Мне лично при взгляде на Повара вспоминались знаменитые строки Некрасова: "Князь Иван - колосс по брюху, Руки - род пуховика, Пьедесталом служит уху Необъятная щека..." Да, Пюжеев был очень похож на упитанного добродушного повара, причем не просто на Повара, а на повара-кондитера, выпекающего такие торты и сладости, что пальчики оближешь! Этому ли сходству он был обязан своим прозвищем, или своему происхождению - его прапрадед, знаменитый французский повар Пюже, был выписан на работу в не менее знаменитую московскую ресторацию, так и остался в России, а отпрыск француза Жан уже был прописан в паспорте как "Иван Пюжеев сын", отсюда и пошла славная династия поваров Пюжеевых, потомок которых неожиданно оказался грозным генералом, или прозвище взялось оттого, что Повар умел, что называется, "заваривать кашу", вкуснейшую для него самого, но абсолютно несъедобную для тех кого он заставлял её расхлебывать - этого я не знал. Да и не очень интересовался по правде говоря. Как мне когда-то сказала Богомол: "Хотя я - убийца, а он слуга закона, но крови на нем в сто раз больше, чем на мне". Да и Игорь, который мало чего в жизни боялся, не зря, надо полагать, побаивался этого человека. Так что, сами понимаете...
Увидев меня, Повар расцвел в улыбке и даже попытался привстать, широко раскинув руки, будто собираясь меня обнять.
- Здравствуй, сынок! Не поленился приехать, порадовал старика. Казалось бы, всего несколько дней не виделись, а я уже заскучал по тебе.
Это была его обычная манера общения.
- Здравствуйте, Григорий Ильич, - я остановился почти на пороге.
- Ну-ну, не робей, чай, свои люди, - он сделал знак, чтобы дверь закрыли и оставили нас наедине. Убедившись, что его приказание выполнено, он осведомился. - Небось, гадаешь, зачем я тебя пригласил?
Я кивнул.
- И никаких догадочек не возникает?
- Богомол, - коротко ответил я.
- Верно, Богомол! - с довольным видом согласился Повар. - И что именно?
Я подумал о смерти Дурманова, о нежелании Повара выведывать, две недели назад, как именно Богомол доставила мне деньги и в какой стране мира она может находиться... Неужели все-таки?..
- Насколько я понимаю... - я старался потщательней подбирать слова, но как-то не очень здорово мне думалось, в присутствии Повара. - Вы хотите использовать меня, чтобы подцепить её, пока она в России...
Повар вдруг нахмурился.
- Откуда у тебя такая уверенность, что она сейчас в России? - резко осведомился он.
- Во всяком случае, это представляется наиболее вероятным, - осторожно проговорил я.
- Почему? - настаивал Повар.
- В Италии - дело Пиньони, а здесь - смерть Дурманова, одного из важнейших русских свидетелей по этому делу, - я старался говорить как можно спокойней. - Две недели назад Богомол была в Италии, и вам это было отлично известно, и вас это не волновало. А сейчас вас волнует её местонахождение... Выходит, вы разглядели в убийстве Дурманова следы знакомого почерка...
- Тебе эти следы тоже были заметны? - живо спросил Повар.
- Ну... Я подумал о некоторой схожести... но решил, что даю волю своей фантазии. Однако теперь, видя вашу озабоченность...
- Ты сообразительный, сынок, - вздохнул Повар. - Скажем так: теперь меня это волнует, потому что обстоятельства изменились, - он глубоко задумался, потом решительным жестом открыл кожаную папку, лежавшую перед ним, вынул оттуда бумажку и протянул мне. - Вот, прочти. Ты ведь знаешь английский?
Английский я знал не так хорошо, как немецкий, но достаточно, чтобы более-менее свободно объясняться и читать не только газеты, но и классическую литературу (порой, классическая литература давалась мне даже легче, чем газеты, потому что в ней было меньше современного жаргона и больше того "великого английского", которому нас учили). Я прочел сообщение - пересланное, как я увидел, по факсу из Нью-Йорка - и удивленно приподнял брови.
- "The Mantis is gettin' up the sheer wall to get her dust hauled", прочел я. - Что за странная фраза!
- Переведи, - потребовал Повар.
- "Богомол поднимается по... отвесной стене... чтобы... её прах..." с запинками перевел я. Что же должно произойти с её прахом? Слово "haul" означает, насколько я помнил, "тащить", "волочь", "вытаскивать". Говоря о бурлаках или грузчиках, можно употребить этот глагол. Но кого может тащить существо, поднимающееся по отвесной стене, кроме самого себя? - "...Чтобы вытащить свой прах наверх", - неуверенно перевел я.
- Нормально, - удовлетворенно кивнул Повар, забирая у меня бумажку и пряча её назад в папку. - И кто, по-твоему, имеется в виду?
- Наша подруга, - твердо ответил я. - Во-первых, определенный артикль и написание с большой буквы ясно указывают, что "Богомол" имеется в виду как прозвище, во-вторых, форма местоимения, которая может относиться только к человеку, а не к животному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42