Уже скрутили всех остальных, уже свалили даже Богдана, продиравшегося к фургону за саблей, а Братчик всё ещё вертелся между нападающими, рычал, делал обманные выпады, дубасил крестом, ногами, головой. Наконец кто-то бросил ему под ноги петлю, и он, не обратив внимания на это, отступил и встал в неё одной ногой. Верёвку дёрнули, она свистнула, и человек тяжело повалился всем телом на крест.
Несколько минут над ним ещё шевелилась людская куча. Затем всё стихло.
Схваченных потащили рынком к замковому мосту.
Как Перун громыхнул — упали за ними замковые решётки.
...Толпа молчала. На площади всё ещё царило замешательство. Пользуясь этим, крёстный ход втиснулся-таки между дерущимися и постепенно начал давить на них, разводя толпы всё дальше и дальше одну от другой. Только-только произошло такое, что драться уже не хотелось, а хотелось обдумывать. Да и мало кто осмелился бы лезть на врага через кресты, хоругви и помосты со статуями. Не дай Бог, ещё святых обидишь.
Народ постепенно начал расходиться. Редели и расплывались толпы. Только что это были два кулака. Теперь — две руки с разжатыми пальцами.
— Это что же было? — недоумённо спросил Зенон.
Дударь и Вестун пожали плечами. Мечник Турай сплюнул.
— Самозванцы, — брезгливо сказал Клеоник. — А гадко это, хлопцы...
— Ну вот, эту гадость сейчас потеребят, — безразлично заметил бургомистр.
— Потеребят, — подтвердил хлебник. — Там, братцы, такие железные раки водятся! Клешни — ого-го!
Клеоник с отвращением поморщился:
— Такие раки всюду есть. Да только самая что ни на есть свинья может этому радоваться да этим похваляться. Не тот палач, кто бьёт, а тот, кто бьёт да куражится.
— Покажут им, покажут, — бубнил хлебник.
И вдруг рыбник рассмеялся. Увидел, что толпа уже совсем разошлась и что нападение на рынок удалось отбить.
— Что? Вот вам и бунт. Не то что при короле Александре, который вас, белорусов, жаловал, Гродно и Вильно любил. Короля нашего зовут Жигмонт!
— А ты не белорус? — спросил Марко.
— А ты проверь, — на том же языке, что и Турай, ответил хлебник. — Посмотри рыси под хвост.
— Так кто же?
— А кто придёт в город, чья сила — того и я, тот и я.
Из замковых ворот вырвался гонец. Подлетел к толпе, свечкой взвил коня. Железная перчатка вскинулась вверх.
— Советники-хозяева... В замок идите... Суд будет... Все присяжные, и церковные, и замковые судьи пусть идут.
Бросили свою золотую гурьбу несколько человек в ризах. Поскакал к воротам войт. Начали собираться и советники.
Двое советников пошли последними. Только тут стало заметно, что они пьяны, как сучка в бочке с пивом. Один даже посередине площади встал на четвереньки. Из открытого оконца какого-то дома зазвенел внезапно детский голосок:
— Матуля, они что? Ма, они не умеют? Мамочка, они недавно с карачек встали?
И ответил утомлённый женский голос:
— Ради хлеба, как, скажем, твоя сучка, чего не сделаешь, сынок. Эти с карачек встали. Свинья на коня уселась.
Толпа рассмеялась. Гонец налился кровью, начал горячить коня, пустил его на людей. Но они всё смеялись. И тогда гонец злобно бросил:
— Не слышали мы, думаете, как вы пришествие Христово кликали? У нас всюду уши, мякинные вы головы. Так вот, ни к селу, ни к городу, Христа захотели. Да вам больше нужна корчма, нагайка да тюрьмы для воров. А «Христа» вашего сейчас — порсь!
И провёл ребром ладони по горлу. Снова вскинул коня, развернул, пустил галопом.
И напрасно. Потому что после его слов над людским скопищем повисла ошеломлённая тишина. Тяжело, видимо, ворочались мысли под спутанными волосами, свисавшими на лбы. И эти мысли были такими же тяжёлыми.
— Хлопцы, — подал кто-то голос. — Это он чего такое сказал?
Вестун обвёл глазами Росстань. Кое-где молча стояли кучки ремесленников. Богатые в основном разошлись: нечего было тут делать.
У кузнеца осёкся голос, когда он тихо сказал:
— Хрис-та?
— За палачом поехал гонец, — мрачно обронил Гиав Турай.
Воцарилось молчание.
— Слушайте, — вдруг встрепенулся Зенон, — а может, и взаправду Христа? Может, это они Христа взяли?
Ус рассматривал золотые ладони, словно впервые их видел.
— Зря над полотном смеялись, — проговорил он. — Апостолы, холера на них, так и ходили.
— И вправду рядно, — вздохнула какая-то бабуля. — Грубое. Я-то уж знаю. Сколько того полотна руки мои выткали. Грубое. Апостольское.
Клеоник и Марко иронически смотрели на все эти раздумья.
— Это значит, и мы такие самые апостолы, — съёрничал Марко.
— Не верзи, — оборвал его старый Турай.
Люди думали. Люди не спешили расходиться, хотя оставалось их на площади Росстань совсем мало.
Молчали.
Глава 7
КЛЮЧИ АДА И СМЕРТИ

И живый; и был мёртв, и се, жив во веки веков, аминь; и имею ключи ада и смерти.
Откровение Иоанна Богослова, 1:18.

Lasciate ogni speranza.
Данте.
Через час после того, как гонец поскакал за палачом, лицедеев вывели из маленькой временной щели в нижнем этаже западного нефа и погнали узким, как подземный ход, коридором. Стены из нетесаного камня и низкий, рукой достать, потолок давили на душу. По бокам попадались комнаты воинов. В них блестели на стенах щиты и мечи. В горячем влажном воздухе чуть трепетали языки свечей, пахло потом, кожаными ремнями, ржавчиной, оружейным маслом. Стража молча шла, взяв в кольцо лицедеев, а впереди, с факелом, шагал Пархвер, пригибая голову. Только тут можно было понять, откуда такие рубцы копоти на потолках.
В другом нефе комнаты попадались реже: видимо, каждые двери вели в несколько покоев. Там, где двери были открыты, удавалось разглядеть, что жилища здесь богатейшие: висели на стенах ковры, серебряные зеркала, на маленьком наборном столике за одними дверями Юрась заметил большие, очень богатые шахматы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155