.. У вас тут не применяются ни души, ни холодные обтирания, ни другие подобные средства: список лекарств, вами тут применяемых, больше чем беден, - вы, по-видимому, их совсем даже избегаете применять... Чем же вы воздействуете на своих пациентов? Может быть, внушением? Но тогда у вас должно быть, во-первых, соответствующее свидетельство от врачебной управы на право лечения гипнозом, а, по наведенным нами справкам, такое свидетельство вам не выдавалось.
Тут Максименко прервал свою речь, ожидая, не станет ли отрицать этого Худолей, но он молчал, устало наклонив голову, поэтому Максименко продолжал уже с большим подъемом:
- На основании этого мы приходим к какому же общему заключению? Что лечебница ваша не имеет определенной, как бы сказать, конфигурации, - это раз; что она является, пожалуй, даже покушением с негодными средствами, это два; наконец, что она если, может быть, и не приносит явного вреда вашим пациентам, то во всяком случае вполне бесполезна.
- И поэтому? - спросил Иван Васильич, подняв голову и глядя на своего обвинителя в упор.
- Поэтому мы пришли к заключению вполне определенному, конечно, ответил Максименко, - причем это заключение в нас утвердилось после того, как мы тут побеседовали перед вашим приходом с вашими пациентами.
Худолей посмотрел внимательно на Дивеева, на о. Леонида, на Синеокова и заговорил:
- О том, что лечебница моя, - я, впрочем, называю ее пансионом, а не лечебницей, - вполне бесполезна, как вы выразились, я бы во всяком случае не сказал так решительно, - ведь он, этот пансион, только что начал существовать, судить о нем, полезен он или нет, во всяком случае преждевременно... Преждевременно. Да! Запущенные нервные болезни, как вы их сами назвали, нельзя вылечить в две недели... Цель, какую я преследовал прежде всего, изоляция больных от их семейных, изъятие их из той обстановки, в которой болезнь их развивалась, прогрессировала беспрепятственно... Внушение? Да, оно применялось только в виде советов. Я не гипнотизер и пассами никакими не занимаюсь. У меня была идея, - скажу проще - мысль о том, что даже простой отдых, даже глубокий, долгий сон способен значительно восстановить духовные силы, - из этой мысли я исходил... Повторяю, я не буду утверждать, что добился уже блестящих результатов, но для этого очень мало времени было в моем распоряжении...
Так как в это время Худолей смотрел исключительно только на одного о. Леонида, то больной страхом перед тяжелым грядущим священник, решительно загоревшийся как-то весь изнутри, даже поднявшись со стула и приложив руку к сердцу, сказал, обращаясь к Максименко:
- Заявляю от лица всех, здесь отдыхающих, что мы от души благодарны почтенному Ивану Васильичу! Мы здесь у него нашли и приют, и ласку, и ободряющие нас слова, - вот что нашли, а не лекарства, какими нас пичкали и дома, не холодные души, - что души, когда в лекарях нет души! Прекрасная душа Ивана Васильича - вот что являлось нашим главным лекарством!
- Доктор хорош бывает только тогда, когда больной ему верит, - а в Ивана Васильича мы верили, - вставил с места Синеоков.
- И продолжаем верить, - дополнил Дейнека.
А Дивеев сказал с большой искренностью в голосе:
- Если даже принять нас всех за сумасшедших, а заведение это за маленький сумасшедший дом, то, мне кажется, что... гораздо лучше находиться здесь, чем в настоящем сумасшедшем доме. Или, например, в тюрьме... Верно, верно... Я только что выпущен из тюрьмы, - знаю!
Можно было улыбнуться такой горячности одного из больных, но пристав Литваков не улыбнулся, а, напротив, нашел в последних словах Дивеева повод к тому, чтобы влить в разговор, ставший для него нежелательным, несколько охлаждающих слов.
- Вот, кстати, насчет тюрьмы, - начал он, обращаясь к Худолею. - Вы принимаете тут к себе всяких, а разве вам дано это право? Вот, например, выпущенный из тюрьмы на поруки попадает к вам, - хорошо-с, он признан больным, почему, конечно, и выпущен. Ну, а допустим, вот другой, Иртышов некто, - ведь он - политический, а у вас он тут находит тоже, как вот сказал сейчас батюшка, и приют и ласку. Как же так приют и ласку, если он - не больше как политический преступник, по которому, может, целая каторга плачет или даже хотя бы ссылка в Восточную Сибирь?
- Этого Иртышова уж нет среди нас больше, - сказал о. Леонид.
- Я вижу, что теперь-то нет, однако же был и провел сколько-то времени, - только чуть глянув на о. Леонида, но обращаясь по-прежнему к Худолею, продолжал пристав. - Вопрос, почему же все-таки вы его приняли, если знали, что он политический.
- Что он - политический, этого я не знал, - ответил Худолей.
- А почему же вы не навели о нем справки у нас, в третьей части? допытывался пристав.
- А почему же не арестовали его вы, если знали, что он политический? - полюбопытствовал не Худолей, а Синеоков.
- Это уж позвольте нам знать, почему, - недовольно сказал Литваков. Мы знаем, когда арестовывать и кого арестовывать. Но вы, должен вам поставить это на вид, отвечаете за тех, кого вы тут приютили, - обратился он к Худолею.
- Ведь Иртышов был прописан у вас в домовой книге? - спросил Худолей Прасковью Павловну.
- А конечно же прописали его, как и всех, Иван Васильич, как же можно иначе? Если угодно, я могу и домовую книгу показать, - заволновалась Прасковья Павловна.
- Что там домовая книга! - пренебрежительно заметил пристав. - Из домовой книги полиция, конечно, могла узнать что именно? - Что он у вас значится на жительстве. Однако вот пришел я, допустим, чтобы его накрыть, ан его уж и след простыл! Вот какое дело...
- Вы его не выписали, Прасковья Павловна?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126