У него была обаятельная улыбка, а манера поведения удивительным образом сочетала открытость и двусмысленность. Он был и остается загадочной фигурой, чьи мотивы были неясны ни его врагам, ни друзьям. Один из его недоброжелателей, Гвидо Буффарини-Гвиди, помощник министра внутренних дел, чье хитроумие отмечали и порицали все без исключения, полагал, что если он даст понять дуче о заговорщической деятельности Гранди, то это обеспечит ему расположение Муссолини. Он нашел способ сделать это в характерной для него иезуитской манере. Чиано отметил, что даже Кларетта Петаччи зависела от Гвиди, поскольку именно он отвечал за пропуск посетителей к дуче. Позаботился он и о том, чтобы снискать милость донны Рашель, и хотя впоследствии она возненавидела его, в то время ей пришлось сложить оружие перед его расчетливой лестью и угодливым вниманием. Третьей женщиной, дружбу с которой Буффарини-Гвиди всячески оберегал, была Анджела Курти, одна из бывших любовниц дуче, продолжавшая пользоваться его особым доверием. Демонстрируя заботу о безопасности дуче, он посоветовал Анджеле Курти написать ему письмо и предупредить о заговорах, которые плели вокруг дуче Гранди и Боттаи. По секрету он сообщил, что в поведении графа Чиано и Роберто Фариначчи тоже появились признаки нелояльности.Муссолини не очень встревожился. Через несколько дней после получения письма от Анджелы Курти, он решил произвести очередную «смену караула», благо частые кадровые перестановки были обычным делом. Едва ли не все высшие чины администрации поменяли свои посты, при этом против тех министров, о которых предупреждал Буффарини, не было произведено репрессивных актов и ни один из них не был выслан из Рима. Правда, граф Гранди был смещен с поста министра юстиции, однако ему позволили сохранить за собой пост председателя палаты депутатов. Джузеппе Боттаи был смещен с поста министра образования, однако за ним осталось его место в Великом фашистском совете. Граф Чиано был смещен с поста министра иностранных дел лично самим дуче, был освобожден и его заместитель Джузеппе Бастианини, который до войны пробыл несколько месяцев послом в Лондоне. Однако Чиано разрешили выбрать себе новое место назначения по собственному желанию и он выбрал должность посла при Святом престоле. Сам же Муссолини, как писал в своем дневнике Чиано, был очень смущен. «Ты должен считать, что отправляешься на отдых. Затем ты вернешься снова». «Наше прощание было исключительно дружеским, — добавляет Чиано, — и я был очень рад этому, потому что я люблю Муссолини, я очень люблю Муссолини и более всего я буду страдать от потери контактов с ним».Казалось, что перестановки в кабинете имели своей целью показать немцам, что для их союзников главным остается решимость продолжать войну и делать это со все более возрастающей энергией. 31 января, за шесть дней до объявления намеченных изменений в составе правительства, с поста начальника штаба был смещен граф Уго Кавальеро. Это была кара за военные поражения в Северной Африке. Таким образом, новый кабинет явился как бы логическим завершением этих перестановок.Выбор преемника генерала Кавальеро, приверженного альянсу с Германией, сделанный Муссолини, был столь же недальновидным, как и отказ серьезно отнестись к отступничеству своих министров. На пост начальника штаба он выбрал генерала Амброзио, т. е. одного из замешанных в заговоре против самого Муссолини, человека, которому не верили и которого не переносили ни фельдмаршал Кессельринг, командующий германскими войсками в Италии, ни сам Гитлер, считавший, что тот будет счастлив, если «Италия станет сегодня британской колонией». Прошла зима, наступила весна. Заговоры — антироялистские, антифашистские, антигерманские — множились и разрастались. Приехавший в Рим из посольства в Будапеште Филиппо Анфузо увидел, что граф Чиано, работавший на своем новом месте, «увяз в них по шею». Но и помимо Чиано многие принимали в них столь же активное участие. В действительности было очень трудно определить, как писал Анфузо, «кто в каком заговоре состоит», однако было очевидно, что все они, различаясь в частностях, были направлены к единой цели — свержению дуче.Муссолини же продолжат игнорировать все доходившие до него сообщения подобного рода. Рашель говорила ему о получаемых ею предостережениях, но он уговаривал ее не паниковать, то же самое делала его сестра Эдвига, но он просил ее не драматизировать ситуацию. В апреле испуганная Анджела Курти пришла сказать ему, что король частенько принимает не только диссидентствующих генералов, но и политиков-антифашистов, однако Муссолини, будучи уверен, что двор глух к мнению либеральной общественности, ответил, что он полностью доверяет королю и уверен в его лояльном отношении к нему. Несколько недель спустя секретарь партии сообщил ему о заявлении, сделанном в Марокко сыном Бадольо о том, что его отец вскоре станет преемником Муссолини. Со всей Италии приходили сообщения о том, что фашисты собираются сместить его, однако он снова не внял предупреждениям. Даже папа направил через своего посланника предложение о проведении секретной встречи, дабы сообщить ему информацию, которой, по мнению Ватикана, Муссолини не располагал. Последний, однако, отклонил это предложение, заявив, что во время недавней встречи Его Величество заверил дуче в своей дружбе.Тщательно скрывая опасения, которые возбуждали в нем эти повторявшиеся предупреждения, отбрасывая наиболее тревожные сообщения Министерства торговли, стараясь не думать о множащихся забастовках на промышленном Севере, интерпретируя их как «махинации буржуазии», Муссолини демонстрировал спокойствие своим оппонентам, как будто ничего не происходило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152