«Хотя, — думала Агнесса, — все мы немного безумны». Чем, скажем, так уж привлекла она Орвила? Что в ней такого особенного? Правда, Орвил сказал, что сильно разочаровался в ней, но Агнесса все же не до конца ему верила. А влечение к ней Джека, похоже, приобрело маниакальный характер — Орвил подметил правильно. Может, он не ошибается, считая, что Джек — в какой-то степени ее жертва, ведь она сама, первая, потянулась к нему, пытаясь и надеясь вызвать ответное чувство, а после невольно вырвала Джека из привычной среды, из условий, в которых он чувствовал себя по-своему счастливым и был бы, наверное, счастлив до конца своих дней. Конечно, в том, что случилось потом, на прииске, она не была виновата…
Нет, решила она, надо приложить все усилия к тому, чтобы помириться с Орвилом, чтобы он ее простил. Теперь она окончательно поняла, что возврат к прошлому означает гибель. А как быть с Джеком? Надо что-то придумать. В тот последний их вечер она, конечно, сорвалась, почти признавшись ему, в своих чувствах, и все потому, что ему удалось вернуть себе прежний, не столько внешний, сколько — это было важнее — внутренний облик. Она обманулась, решив, что они прощаются, понадеявшись на то, что все решено, Джек все осознал, понял и смирился, тогда как на самом деле он таким образом ее завлекал. Она так искренне желала, чтобы он уехал, а уехать пришлось ей самой. Чем-то закончится эта история?
Ей хотелось, чтобы Бог услышал ее слова, услышал и помог: «Господи, я люблю Орвила, я выбираю Орвила. Я так решила давно и твердо и не сверну с этого пути, только бы Орвил меня простил!»
Да, если чувство к Орвилу она хотела во что бы то ни стало сохранить (так же, как и его любовь к себе), то чувство к Джеку осознавалось ею как нечто мучительное, от чего необходимо было избавиться и избавить его. Не надо больше жертв, никто не должен страдать.
Прошел час, другой, а Агнесса сидела все так же в шляпе, накидке и перчатках, держа сумочку на коленях, и думала. Потом, когда пришел черед слез, раскрыла сумку, чтобы достать платок, и увидела там какой-то конверт. Агнесса достала его — он был, должно быть, незаметно положен Орвилом. Может, там письмо? Агнесса с надеждой разорвала бумагу — на колени упала толстая пачка ассигнаций. Больше ничего. Она уронила голову на столик и разрыдалась.
Молли ворвалась в комнату, как ураган, и закричала с порога:
— Ну вот, ты сидишь здесь и мечтаешь неизвестно о чем, а твоя Агнесса тем временем уехала из города!
Джек поднял глаза и произнес, как показалось Молли, чересчур равнодушно и вяло:
— Откуда ты знаешь?
— Там приехала ее служанка, тебе письмо привезла, вот, возьми, и хочет забрать собаку. Я спросила, чего сама миссис Лемб не приехала, а она говорит: «Миссис Лемб уехала из города!»
— Где эта служанка?
— Внизу.
— Позови ее сюда.
Молли скорчила свою обычную гримаску.
— Звала, но она не идет, боится.
— Тогда иди, скажи, я сам спущусь.
Молли ушла, а он вытащил из конверта лист, развернул и стал читать. Тонкий почерк, розоватая бумага… Ему казалось, что начертанные Агнессой фиолетовые буквы — живые… Это была словно бы часть ее самой.
Письмо было путаное, написанное в сильном волнении, что было заметно по повторяющимся словам, но Джек, читая, слышал голос Агнессы, видел ее лицо… Она просила его беречь себя, постараться жить разумно и честно (в том заключался основной смысл послания) и говорила, что им лучше расстаться по-хорошему и по возможности — больше не видеться. Она просила его не сердиться и принять на прощание то, что вложено в конверт. Заглянув туда еще раз, Джек обнаружил две банкноты; он не стал интересоваться их стоимостью, а машинально скомкал в руке. Настроение было сквернее некуда. Ему очень хотелось забыться, как-то уйти от действительности. Может, напиться, как раньше? Джек нахмурился: он обещал Агнессе… Хотя что теперь значили эти обещания? Но беда была в том, что пить не хотелось. И, похоже, вообще ничего не хотелось.
Потом он вспомнил, что должен спуститься вниз, позвал Керби и пошел. Спускаясь по лестнице, думал о том, почему и куда уехала Агнесса. Может, Орвил ее прогнал? В письме ничего не говорилось об отъезде. Или они уехали вместе? Нет, вряд ли…
Внизу стояла девушка. Она посмотрела на него с испугом, к которому, тем не менее, примешивалось жадное любопытство. Джеку ее лицо показалось знакомым.
Они поздоровались, и он, сразу вцепившись в нее взглядом, спросил:
— Куда миссис Лемб уехала? Одна?
— Да, одна, — сказала Френсин, растерявшись: она не знала, можно ли сообщать кому-либо, куда уехала госпожа. — Не знаю, куда, — торопливо произнесла она, а потом, вспомнив слова Орвила, добавила: — К матери, в столицу.
— А! — уныло протянул Джек. — Понятно. Вы хотите забрать собаку?
Френсин кивнула, тогда он присел рядом с Керби и, обняв его рукой за шею, заговорил:
— Керби, дружище, придется поехать. — Собака вздохнула, словно понимая все. — Не вздыхаай тяжело: мы должны быть там, где больше всего нужны. Мы прожили с тобой друг без друга столько лет, проживем и еще немного, будем радоваться, что хотя бы повидались напоследок. Поезжай к Джессике (Керби повел головой), она любит тебя и, если ты не вернешься, наверное, будет плакать. Может, мы и встретимся еще, а может, и нет, но горевать не стоит. Ты один меня по-настоящему помнил, единственный не осуждаешь ни за что — за это спасибо! Дай лапу, мы ведь были добрыми друзьями!
Джек пожал протянутую лапу и велел Френсин взять пса за ошейник. Собака послушно пошла с девушкой, хотя все время пыталась оглянуться на хозяина, который стоял, не двигаясь, и смотрел невидящим взглядом им вслед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139