Сравнивая ее портрет с выгравированным на медали изображением Габсбургов, он в восторге восклицал:
— Ну да, эта губа — признак царствующего австрийского дома!
Эта фамильная черта как бы приближала его к новоявленному дяде Людовику XVI.
Принесли шестьдесят пар расшитых шелком туфель, заказанных для Марии-Луизы, и Наполеон принялся жонглировать двумя самыми красивыми в присутствии столяров, художников, камердинеров и министров.
— Посмотрите! — самодовольно сказал он. — Есть ли на свете другая женщина, у которой ножка была бы еще меньше?
Все видели, что он возбужден и готов на самые немыслимые сумасбродства, лишь бы к приезду Марии-Луизы все было готово, и притом в лучшем виде. И ярким тому доказательством может служить такой случай: когда ему доложили, что декораторы, которые переоборудовали большую гостиную в Лувре под часовню, где должны были освятить их бракосочетание, не знают, куда перевесить находящиеся в этой гостиной великолепные картины, Наполеон, не колеблясь, сказал:
— Ничего не поделаешь, придется их сжечь!
К счастью, было найдено менее скоропалительное решение.
Мария-Луиза не могла предположить, что встреча с ней повергнет Наполеона в такое волнение. Несмотря на ежедневные знаки внимания: нежные письма, подарки, присылаемую дичь, она с содроганием смотрела в окно кареты на сменявшиеся пейзажи Германии.
16 марта в Браунауам-Инн, под звон колоколов и артиллерийский салют, граф Траутмансдорфский «передал» Марию-Луизу маршалу Бертье, доверенному лицу Наполеона. Отныне она считалась французской императрицей. Со слезами расставалась она со своей австрийской свитой, которую сменили двадцать пять придворных дам во главе с очаровательной Каролиной Бонапарт, не потрудившейся скрыть своего недоброжелательства.
После этого ее провели под триумфальной аркой, украшенной надписью, говорящей о добросердечности и чистоте помыслов жителей города.
На ней было начертано следующее:
«Назначенье любви ограждать нас от невзгод и опасностей и дарить счастьем. Да будет она благословенна».
Мария-Луиза продолжала свой путь через Ульм, Штутгарт и Страсбург, и всюду ее встречали с необычайной пышностью.
И когда Мария-Луиза увидела Рейн — эту естественную границу Германии — она разрыдалась. Переехав по понтонному мосту на другой берег и ступив на землю Франции, она крикнула:
— Прощай, Германия!..
Это патетическое восклицание скорее могло вырваться у пленницы, а не у августейшей особы, которой предстояло воссесть на трон.
24 марта в дождь Мария-Луиза выехала из Страсбурга. Путь ее пролегал через Люневиль, Нанси, Туль, Лииьи-ан-Баруа, Барле-Дюк, Шалон, Реймс, Сильри. 27-го, вскоре после отъезда из Витри-сюр-Марн, она посмотрела на портрет Наполеона и впервые за всю дорогу улыбнулась.
— А он весьма интересный — произнесла она и прибавила: — Мне не терпится поскорей увидеть императора.
— Вы встретитесь с его величеством завтра во второй половине дня, недалеко от Суасона; он будет ждать вас в шатре, близ фермы Понтарше, — пояснила Каролина.
Мария-Луиза вздохнула.
— Неужели мне предстоит такая же церемония, как и Браунау?
Заметно удрученная подобной перспективой, она глубже зарылась в подушки и меланхолически смотрела, как дождь струится по стеклам кареты…
При въезде в маленький городок Курсель двое мужчин, завернутых в плащи, сбежали с церковной паперти, где они укрывались от дождя, и, выскочив на середину дороги, преградили путь карете Марии-Луизы.
— Стойте! Стойте! — кричали они.
Кучер сдержал лошадей, и карета остановилась. Один из загадочных налетчиков — поменьше ростом — открыл дверцу. Он насквозь промок, и прядь волос прилипла ко лбу и падала ему на глаза.
Мария-Луиза, думая, что это покушение, смертельно побледнела от страха.
— Его величество император, — с поклоном сказала Каролина.
Это на самом деле был Наполеон. Не в силах ждать дольше, он выехал из Компьеня в сопровождении Мюрата.
— Мадам, я счастлив вас видеть, — были его первые слова. И, сочтя, что процедура знакомства закончена, он сел в карету и осыпал поцелуями свою несколько смущенную супругу.
— А теперь — быстрее в Компьень! — приказал он. Лошади мчались во весь опор, и карета, как ураган, проносилась через разукрашенные городки, и их мэры, у которых были заготовлены длинные торжественные речи, едва успевали поклониться.
— Да здравствует император! — в совершеннейшем изумлении кричали они вслед быстро удалявшейся карете.
В Суасоне был предусмотрен торжественный обед. На улицах толпился народ. Дети, размахивая флажками, кричали:
— Да здравствует император!
Кортеж разрезал толпу, промчался мимо и продолжал путь. Жители Суасона были весьма разочарованы, а некоторые зубоскалили:
— Небось, их ждет брачная ночь! Есть от чего торопиться!..
Их комментарии были бы более игривыми, если бы они видели Наполеона несколькими минутами позже, когда он попросил Каролину пересесть в другую карету и продолжал путь наедине с супругой…
Была ночь, когда дорожная карета их величеств остановилась у парадного подъезда Компьенского дворца, и Мария-Луиза в длинном бархатном плаще и шляпке с перьями попугая, опершись на руку Наполеона, мелкими шажками направилась к дворцу, как-то странно подпрыгивая на ходу, к удивлению присутствующих.
Видно было, что ее что-то беспокоит.
Войдя в гостиную, где две маленькие девочки, смущаясь, поздравили ее и преподнесли цветы, императрица не переставала переминаться с ноги на ногу и вымученно улыбаться. Ее улыбка скорее походила на судорожную гримасу.
Она поблагодарила и, наклонясь, шепнула что-то своей компаньонке, мадам де Монтебелло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13