Это разбило бы ее сердце.
Я вспомнила, о чем Фрэнк говорил мне у статуи, и только теперь поняла, что он говорил не о матери, как мне подумалось, а об отце. «Те, перед кем ты преклонялся», – а он преклонялся перед своим дядей Жан-Полем. Мой бедный Фрэнк.
– Мадам, если вы скрывали правду так долго, не добрее ли было скрывать ее и дальше? – тихо спросила я.
Оно поняла меня, но отрицательно покачала головой:
– Добрее для Фрэнсиса, да, но не для вашего мужа.
– Но я не понимаю почему...
– Миледи, – прервала она меня. – Фрэнсис хотел забрать вас у мужа, и я рассказала ему об этом, чтобы он задумался о возможных последствиях такого поступка. Ваш муж потерял одну жену, а мне не хотелось бы, чтобы он потерял и другую, из-за человека, к которому относился как к сыну.
– Я никогда не бросила бы Лео.
– Я не была в этом уверена. Я знала одно – что Фрэнсис, как и его отец, умеет уговаривать. Но я знала и другое – в глубине души он лучше, чем его отец. Я надеялась, что увидев, последствия эгоизма Жан-Поля, он со временем поймет, какое зло собирается сделать.
– Но у него не оказалось этого времени! – горько воскликнула я.
– Да. Но он умер храбро, защищая родину. Он упокоится в мире. Но она, моя Жанетта, не упокоилась в мире. Вот из-за этого я и приехала сюда.
Тереза немного помолчала, собираясь с силами.
– Миледи, я вижу по вашим глазам, что вы осуждаете мою Жанетту, – продолжила она. – Это естественно, потому что вы преданны своему мужу. Но теперь вы убедились, что она не была грешницей, хотя и согрешила.
Слова, сказанные Терезой, поворачивали калейдоскоп прошлого, создавая новый узор, но я все-таки сказала:
– Ей нужно было рассказать моему мужу правду, прежде чем дать согласие выйти за него замуж.
Тереза молчала. Затем она вздохнула:
– Да, миледи, нужно было. Но вы сильная, а она была слабой, как большинство женщин. Она ничего не рассказала ему. Однако она сказала, что не может дать ему любви, а только уважение. Он ответил, что надеется, что со временем она полюбит его, а сейчас его любви хватит на двоих. Он говорил правду, миледи. Простить ей все, признать прижитого ею сына наследником, – это была великая любовь.
– Но все-таки вы утверждаете, что он выгнал ее.
– Да, – я видела, что Тереза с трудом сдерживает волнение. – Поймите, миледи, она – мой выкормыш, мое дитя. Ради нее я сделала бы все, – она склонилась к своей корзинке и достала оттуда тетрадь в кожаной обложке с золотым замочком. – Она вела дневник, моя Жанетта – это было ее прибежище. Я не знала, о чем она там пишет, но догадывалась. Она всегда держала это в тайне. Видите, здесь замок, а ключик на цепочке она носила на шее. Вот он, миледи. – Тереза засунула руки за высокий воротничок своего черного шелкового платья и вытащила ключ. Наклонившись, она сняла цепочку с шеи и бережно положила ключ на коричневую поверхность тетради. – Жанетта всегда запирала тетрадь, но я была ее горничной. Однажды, когда она была в ванной и оставила ключ на туалетном столике, я отперла ее.
– Вы ее прочитали?
– Нет. В те дни мне нельзя было прочитать ни единого слова. Жанетте это не понравилось бы.
– Тогда зачем же вы отперли замок?
– Миледи, это было здесь, в Истоне. Фрэнсис был в детской, он был чуть постарше вашего сына, который теперь займет его место. Приняв ванну, она пошла к нему, как это делают матери, а я... я отнесла эту тетрадь вниз и оставила на письменном столе ее мужа. Я не знала, прочитает он ее дневник или вернет непрочитанным, но любящий мужчина, всегда желает знать побольше о любимой женщине, поэтому я надеялась, что он соблазнится – так и вышло. А на следующее утро все и случилось.
Прошел день, а затем ночь. Миледи, это были самые длинные день и ночь в моей жизни. Жанетта хватилась дневника, но я солгала, что не помню, куда засунула его по ошибке, и обещала скоро найти. Она не слишком взволновалась из-за этого, считая, что он заперт. Она доверяла мне, кроме того, в то время ее голова была занята другими делами.
На следующее утро одна из горничных нашла тетрадь в гардеробной и принесла мне. Я заперла ее и отдала Жанетте, сказав, что нашла в своей комнате. В то утро она не стала писать, а просто положила ее на туалетный столик, а потом пришел он и выгнал мою Жанетту. А теперь вам тоже нужно прочитать ее, миледи, – она протянула мне тетрадь, но я не взяла.
Тереза встала и подошла ближе.
– Фрэнсис сказал мне, что вы говорите по-французски. Узнав это, я поняла, что должна приехать сюда, потому что всемилостивый Господь сделал чтение возможным. Возьмите ее, миледи.
Я все еще не решалась. Лицо Терезы исказилось от тревоги.
– Вы читаете на нашем языке, миледи, или только говорите? Я тоже немного говорю по-английски, но не умею читать. Может быть, вы...
Она выглядела такой огорченной, что я заверила ее:
– Я могу читать по-французски, мадам.
– Все правильно, это Божья воля, – облегченно вздохнула она. – Возьмите тетрадку.
– Но... это ее личный дневник.
– Миледи, она хотела, чтобы вы прочитали то, что прочитал он. Это была ее предсмертная воля. Она сказала мне: «Тереза, когда он снова женится, отнеси мой дневник его новой жене и попроси прочитать перед тем, как передашь ей мое сообщение». Возьмите его, миледи, пожалуйста, – и я взяла.
Наконец она взялась за корзинку:
– Теперь я оставлю вас. В селе есть женщина, портниха. Когда я жила здесь, мы часто разговаривали о модах. По пути сюда я встретила ее на станции, и она сказала, что я могу прийти к ней, если мне потребуется комната. Сейчас я пойду к ней, а утром вернусь к вам. Я с усилием овладела собой.
– Вы поедете на пролетке, я сейчас распоряжусь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131