Валентин схватил ее за плечи и развернул лицом к себе. Она и охнуть не успела, как он завладел ее губами. Желание горячей волной пробежало по ее телу. Она обвила руками его шею и крепко прижалась к нему, упиваясь его жаром и прикосновением губ.
Он целовал ее, пока она могла дышать, потом медленно поднял голову.
– Извини. Так о чем ты говорила? – пробормотал он, не отрывая взгляда от ее губ.
– Я… мне… я не помню, – честно призналась она.
– Насколько я помню, ты хочешь что-то больше, чем момент свободы, – заметил он, проведя большим пальцем по ее нижней губе.
– Да. Я хотела сказать, что не жду, что ты мне это обеспечишь. Я и без того уже злоупотребила твоей благосклонностью.
– Сложная ты женщина, – пробормотал он, снова целуя ее. – Я хочу тебя. Если это та свобода, которую ты имеешь в виду, то мы найдем для нее какое-нибудь укромное место.
– Здесь? – спросила она, менее шокированная его словами, чем можно было бы ожидать.
Валентин судорожно сглотнул. Господи, ведь если он будет настаивать, она готова согласиться. А он хотел ее. Однако за ней следят слишком много глаз, и кто-нибудь непременно их обнаружит. Мельбурн его пристрелит. Но еще больше его беспокоила Элинор, которая будет обесчещена и выйдет замуж за Ноулвилла. Или – что для него совсем невыносимо – за Трейси. Он нахмурил лоб. Кто-нибудь из них двоих должен мыслить здраво, причем, очевидно, это придется сделать ему.
– Не здесь. Я найду подходящее место.
– Ты не должен упускать момент, – сказала она и, подняв руку, пригладила прядь волос, упавшую ему на лоб.
От этого жеста его бросило в дрожь.
– Возможно, этого не стоит делать, но я дам тебе время на размышление.
– А не потому ли, что у тебя уже было назначено свидание с леди Фрэнк?
Он заставил себя рассмеяться.
– Нет. – Он чуть было не признался, что по собственной инициативе порвал не только с Лидией, но и со всеми другими любовницами, которые у него были в этом сезоне. Кроме Элинор. – Мне было приказано держаться от тебя подальше. Я не хочу гнева Шея из принципа, а он, наверное, уже видел, как мы разговаривали.
– У нас с Шарлеманем состоится серьезный разговор, – решительно заявила она. – Мои братья не должны вмешиваться в мою личную жизнь. И я должна заметить, что из всех мужчин, с которыми я разговаривала, ты самый опасный. Тебе никто и слова не скажет.
– Если не знать всей правды, – заметил Валентин. Элинор вспыхнула.
– Никто не знает.
Элинор заложила руки за спину. Валентин, заметив это, расстроился. Значит, сегодня она больше не будет прикасаться к нему. А жаль. Ему казалось, что за ее флирт с Трейси после вальса он еще не получил достаточной компенсации. Майору, судя по всему, следовало напомнить о том, чтобы он соблюдал правила соперничества независимо от того, имел ли сам Валентин намерение их соблюдать. Нельзя, например, монополизировать внимание женщины, когда желающие с ней поговорить мужчины выстроились в очередь. Он ухмыльнулся исподтишка, наслаждаясь каждой минутой ее внимания.
– Так почему ты на меня рассердилась?
Глядя мимо него на входную дверь, она переступила с ноги на ногу.
– Я не уверена, что знаю, каков ты на самом деле, Валентин. Ты спасаешь мою девственность и тут же отбираешь ее. Потом утешаешь меня – и тут же оскорбляешь всех представительниц моего пола. И я то завидую тому, что ты свободен, то готова выть от досады, видя, как бездарно ты растрачиваешь свою жизнь.
Значит, дело не в ревности. Она действительно разочаровалась в нем, как он и подозревал с самого начала.
– Я потратил много времени на то, чтобы стать таким, каков я есть, Элинор. Думай что хочешь, но за последнее время я замечаю поразительное сходство между нами.
– Я это тоже замечаю, – согласилась она, ничуть не оскорбленная его словами. – Просто не могу понять, я ли изменилась или изменился ты.
Ее слова потрясли его, прежде всего потому, что он тоже задумывался над тем же самым. Да, он страстно желал ее и наслаждался ее обществом больше, чем когда-либо обществом другой женщины. Но это не означало, что он изменился. Это означало лишь, что он неожиданно обрел друга и не хотел его терять.
Он улыбнулся.
– Делай со мной что хочешь, только не задавай подобных вопросов.
– Мне кажется, ты просто увиливаешь от ответа, – сказала она и прикоснулась губами к его губам так нежно, что у него перехватило дыхание.
– Приезжай навестить меня завтра. – Я…
Он не успел сказать что-нибудь вразумительное, как она проскользнула мимо него и вернулась в бальный зал. Нет, что-то и вправду изменилось.
– «Приезжай навестить меня завтра», – повторил он, пытаясь придать фразе циничный оттенок. Такие фразы обычно говорил он, приглашая женщину заехать, чтобы повидаться с ним, когда не был расположен, обольщать ее. Правда, о каком цинизме могла идти речь, когда он знал, что явится в Гриффин-Хаус завтра утром, причем, вероятнее всего, еще до полудня.
Герцог Мельбурн сидел, скрестив ноги, на полу в гостиной и слушал сказку, про кролика и очень большую морковку, которую читала его дочь. Он семнадцатый раз слушал эту сказку, но ему так редко выпадала возможность провести утро с Пип, что он был готов делать это еще хоть восемьдесят, хоть девяносто раз. Пенелопа оторвалась от книги.
– Насколько большими вырастают на самом деле морковки, папа? – спросила она, наморщив лобик.
– Обычно они бывают разного размера, – ответил он, выгибая шею, чтобы взглянуть на дочь, сидевшую за его спиной на кушетке. – Но не забудь, что кролик и сам довольно маленький.
Она кивнула.
– Да, это правда.
В дверь тихо постучали.
– Войдите! – крикнул Себастьян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94