— Прими и носи на шее эту цепь с образом пресловного мученика святого Георгия, покровителя сего ордена, да хранит тебя и в радостях, и в невзгодах…Цепь, блистая, легла на плечи Генриха, двадцать шесть Подвязок с белыми и красными розами и образ Георгия сверкали внизу. Нортхэмптон, безупречный до конца, поздравил чужестранца от имени Эдуарда и всех кавалеров ордена и вручил черную бархатную шапочку с мерцающими под плюмажем бриллиантами и книгу Устава в красном бархатном переплете.…Non temporariae mado militae gloriam sed et perennis victoriae palmam denique recipere valeas. Amen Не временной славы в военных походах, но да удостоишься ты наконец венка вечной победы. Аминь (лат.).

.Трубы тихо заиграли, все поклонились, и поднялась неслышная суета — чопорным, разодетым, страдающим от жажды придворным перед обильным застольем предстояло еще пройти через торжественную мессу.Никто благоразумно не стал произносить речей. Улыбающийся Генрих подозвал к себе Нортхэмптона и генерала ордена Подвязки и учтиво обратился к ним. Мейсон и Пикеринг тоже подошли через минуту. Позади открыли двери. Среди лучников, слуг и гвардейцев с секирами пробежал настороженный шорох. Коннетабль, посмотрев на солнце, предположил, что они хорошо уложились по времени. Он поймал взгляд Стюарта д'Обиньи, тоже обращенный в небо, и почувствовал минутное беспокойство, вскоре сменившееся равнодушием. Пусть боги — папистские, греческие или реформистские — позаботятся об этом. Уорвик не дурак, он включил Леннокса и его супругу королевской крови в состав своего посольства именно на случай несчастья и, если понадобится, отречется от них так же поспешно, как старуха де Гиз от своего герольда.И Франции, по его мнению, следует поступить точно так же. В Ирландии нет ничего интересного для Франции, так пусть Англия бросает свои деньги в эту бездонную пропасть. И пусть Англия считает Францию союзницей… что может сделать император против них обеих?Король говорит слишком долго. Pasque-Dieu, этот парень д'Обиньи совсем позеленел. Значит, что-то затевается. Монморанси, стреляя маленькими глазками, поймал безмятежный взгляд герцога де Гиза и долго его удерживал, заподозрив неладное.Вдруг с тихим, напоминающим звон колокольчиков звуком все окна в комнате треснули, дождем посыпались осколки. В сильном гуле, последовавшим за треском, явственно различались взрывы, грохотавшие с такой силой, словно артиллерийская батарея обстреливала город. К этому добавилось разрастающееся эхо, казалось, мощная звуковая волна просачивается сквозь разбитые окна и заполняет комнату.Все украшенные перьями головы резко дернулись, словно головы марионеток. Среди испуганных и удивленных физиономий только красивое лицо д'Обиньи сохраняло невозмутимое выражение.Коннетабль с первого взгляда отметил это и вздохнул. Придворные разразились криками, словно загоготала стая гусей. В самом сердце хаоса прозвучал голос короля.Не без удовольствия Анн де Монморанси снова вздохнул. Утопление совершилось. Шотландская королева Мария, по-видимому, мертва. Его жена наряжала ее кукол. Прелестная девочка, последняя в роду, появившаяся на свет через несколько дней после смерти ее царственного отца. Коннетабль любил детей, у него было семь дочерей, хотя, конечно, все они уже выросли.Напряженно размышляя, он вышел вперед и взял короля под руку.— Произошел какой-то несчастный случай, сир, но он не должен причинить беспокойства нашим друзьям. С вашего позволения я пошлю разузнать, в чем дело, а мы тем временем отправимся в часовню, как и предполагалось.— Пойдет Джон Стюарт, — распорядился король.На секунду коннетабль заколебался. Он заметил, что герцог де Гиз так же, как и он сам, прищурился. Затем коннетабль сказал:— Как пожелаете, монсеньор.Взрывная волна, взметнувшая столб воды, спасла О'Лайам-Роу жизнь. Перевернув на живот даже огромного слона, она, словно дельфин, подбросила Филима в воздух. Но воздух оказался не менее опасным: отовсюду падали обломки дерева, горящая ткань, случайные заряды и огни, белые и цветные, а посередине то, что некогда было четырьмя лодчонками, словно огнедышащий горн бушевало, ревело, шипело, стучало раскаленным молотком по растревоженным черным волнам.Вдали избежавшая крушения лодка приближалась к берегу, на носу сидела королева, целая и невредимая. А ближе стремительно проносился плот с лежащими ничком музыкантами; они плотно прижались к доскам, зажмурив глаза и прикрыв головы, точно шлемами, разбитой лютней и распотрошенной виолой.К О'Лайам-Роу бок о бок подплывали Лаймонд и Арчи Абернаси, головы их светились в зареве пожара. Чьи-то руки крепко сжали его предплечья, чье-то обнаженное плечо вытолкнуло его на поверхность. И пока Абернаси, улыбаясь, проплывал мимо, окликая слона Хаги, являющего собой ревущий водопад гнева, Фрэнсис Кроуфорд поддерживал О'Лайам-Роу, которого рвало под водой, а затем потащил его к берегу, рассекая чмокающую воду, словно отточенный клинок. Огни фейерверка — розовые, голубые и золотистые — танцевали и искрились под завесой черного дыма, а Лаймонд чуть слышно напевал что-то в красное, полное воды ухо О'Лайам-Роу.Ему не пришлось плыть долго. О'Лайам-Роу, выйдя из оцепенения, обнаружил себя на маленькой гребной барке, одной из тех, что Лаймонд освободил, перерезав веревку: она, тихо покачиваясь, плыла по волнам, нагруженная всего лишь двумя парами весел. Через минуту он оказался в середине лодки, взялся мягкими руками за весла и попытался попасть в такт умелому гребцу Лаймонду. Лодка скользила по утихающим волнам, прямо к зверинцу. Он заметил, что Абернаси со слоном преодолели уже половину пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111