Однако некогда разговаривать о пустяках, когда надо заняться делом. Ну-ка, милейший, помогите мне вытащить эти мешки из тайника! Страшная шпага все время находилась в самом близком расстоянии от тела Лашенея, и тому не оставалось ничего более, как подчиниться. Между тем в то время, когда он перетаскивал мешки и складывал их на полу соседней комнаты нижнего этажа, Ноэ размышлял:
«Я — не грабитель и не разбойник, но с легким сердцем воспользуюсь этим золотом по праву войны. Ведь между Лотарингией и Наваррой объявлена тайная война, и не будет ничего бесчестного в том, что Наварра воспользуется деньгами Лотарингии, этим „нервом войны“, как называют презренный металл».
Наконец все мешки были снесены. Глядя на образовавшуюся кучку, Ноэ подумал вслух:
— Но ведь здесь хватит нагрузить мула! Как же я унесу с собой все это?
— А я на что? — неожиданно ответил чей-то голос. — Я помогу тебе!
Ноэ испуганно обернулся, но сейчас же улыбнулся, успокоенный: перед ним был Гектор.
Как попал он сюда? Дело оказалось гораздо проще, чем можно было подумать. Гектор видел, что его друг скрылся с Лашенеем в доме, и, когда Ноэ через час все еще не вышел оттуда, стал тревожиться за участь Амори. Подойдя к двери, он убедился, что ее забыли запереть, и, таким образом, попал в дом как раз в тот момент, когда Ноэ вслух высказывал затруднительность своего положения.
XV
Почти в тот самый час, когда Ноэ выгребал пистоли герцога Гиза, его величество христианнейший король Карл IX подъезжал к маленькому медонскому домику в обществе наваррского короля и Рене Флорентийца.
Наконец герцог Гиз и герцогиня Монпансье инсценировали целую комедию, всецело построенную на знании характера французского короля; поэтому Карл IX, войдя в комнату, увидел свою мать лежащей на кровати, которая была забрызгана каплями крови. Король вскрикнул, отступил на шаг, а затем бросился к матери, обнял ее и стал целовать, рыдая, словно маленький ребенок. Королева имела вид умирающей. Вдруг она вздрогнула и выпрямилась, забыв о принятой на себя роли. И было с чего: сзади короля стоял Генрих Наваррский.
При виде Генриха Екатерина пришла в такое же изумление, как и Рене. Но первый момент изумления сейчас же сменился страшным гневом, и королева грозно крикнула: — Как, это вы… вы?..
Удивленный этим, король Карл отступил в сторону и в свою очередь посмотрел на Генриха. Но последний оставался совершенно спокойным и ровным тоном ответил королеве:
— Но, ваше величество, разве не естественно, что, узнав о случившемся, я поспешил прискакать сюда вместе с королем-кузеном?
Королева Екатерина ничего не ответила на это, а обратившись прямо к сыну, сказала: «Государь, вот этот человек осмелился похитить меня, а один из сопровождающих его ткнул меня кинжалом!» — и для вящего эффекта королева сорвала повязки и показала свою окровавленную грудь.
Вид крови всегда производил сильное действие на короля Карла. Так и теперь он сильно побледнел и с пеной у рта, с налившимися кровью глазами крикнул Пибраку, в состоянии беспредельного бешенства указывая рукой на Генриха Наваррского: — Арестовать этого человека!
В первый момент Генрих отступил на шаг назад и схватился за шпагу. Но благоразумие сейчас же взяло верх в нем, он снова приблизился к королю и спокойно сказал:
— Государь, ее величество обвиняет меня в государственном преступлении, но, кроме личного желания вашего величества признать это обвинение заслуживающим уважения, никаких мотивов ареста мне не приведено. Однако что же делать? Ведь я здесь в полной воле французского короля, потому что король, выехавший за пределы своего государства, становится частным лицом. Мне не остается ничего иного, как только подчиниться. Но я все же жду, что ее величество королева соблаговолит обосновать предъявленное мне обвинение. Господин капитан, благоволите принять мою шпагу!
Спокойствие наваррского короля смутило Карла IX и успокоило его бешенство. Тем не менее он не взял обратно данного распоряжения, а только подтвердил его в более мягкой форме, сказав:
— Пибрак, возьмите шпагу у его величества короля Наварры и вернитесь с ним в Лувр. Вы предложите его величеству проследовать в свои апартаменты и приставьте к дверям часовых.
Пибрак с поклоном взял шпагу Генриха, и они молча вышли из комнаты. Тогда король Карл сказал матери:
— Матушка, те, кто осмелился поднять руку на французскую королеву, умрут в злейших муках, клянусь вам в этом честью дворянина. Но я никого не отправлю на эшафот без того, чтобы вина не была совершенно доказана.
Королева-мать кивнула головой.
Тогда Карл IX продолжал:
— Вы обвиняете наваррского короля?
— Да, государь.
— А между тем он провел эту ночь в Лувре!
— Вы уверены в этом?
— Совершенно.
— Ну, а… прошлую ночь?
— Прошлую ночь он опрометью скакал за Маргаритой, которая два дня тому назад скрылась из Лувра неизвестно куда.
— Как? Маргарита исчезла? Неужели вы не знаете, куда она девалась?
— Нет, я не знаю, но готов биться о любой заклад, что ее похитил герцог Гиз.
— Хорошо, что вам не приходится биться о заклад, государь, иначе вы проиграли бы его! Герцог не мог похитить Маргариту.
— Почему?
— Потому что в это время герцог гнался за моими похитителями. — Как? Так это он…
— Да, это он отбил меня из рук злоумышленников, и ему вы обязаны тем, что видите меня живой. — Но где же сам герцог? — спросил король.
— Здесь, государь! — ответил сзади голос герцога Гиза, и из-за портьеры выступил сам Балафрэ.
Король, мнительный и недоверчивый по природе, имел слишком много оснований бояться Гизов;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32