— И много народу там учится? Это что же, школа или курсы?Она кивнула.— Я и не думала, что будет так много. Пожалуй, только вдвое меньше, чем бывало обычно. Сразу после войны учащихся было раз-два и обчелся, и почти всех преподавателей уволили. А теперь поступает все больше народу, и уволенных придется вернуть.— Значит, приходят новые ученики?— Больше подростки. Я среди них себя чувствую бабушкой. Наверно, дома они надоели родным, вот их и заставили заняться делом. — Мойра чуть помолчала, потом прибавила: — И в университете то же самое. Сейчас куда больше слушателей, чем было несколько месяцев назад.— Вот уж не ждал такого оборота, — сказал Дуайт.— Сидеть дома — скука, — объяснила Мойра. — А на этих уроках встречаются все друзья-приятели.Дуайт предложил ей выпить еще, но Мойра отказалась, и они прошли в зал обедать.— Вы слышали про Джона Осборна и его машину? — спросила Мойра.Дуайт рассмеялся:— А как же! Он мне ее показывал. Наверно, он всем и каждому ее показывает, кого только зазовет. Отличная машина.— Джон сошел с ума. В этой машине он разобьется насмерть.— Ну и что? — сказал Дуайт, принимаясь за бульон. — Лишь бы он не разбился прежде, чем мы уйдем в рейс. Он получает массу удовольствия.— А когда именно вы уходите?— Думаю, примерно через неделю.— Это очень опасный поход? — негромко спросила Мойра.Короткое молчание.— Нет, почему же, — сказал Дуайт. — С чего вы взяли?— Вчера я говорила по телефону с Мэри Холмс. Похоже, Питер ей сказал что-то такое, что ее встревожило.— О нашем походе?— Не прямо о нем. По крайней мере так мне кажется. Вроде он собрался написать завещание.— Это всегда разумно, — заметил Дуайт. — Каждому следует составить завещание, то есть каждому женатому человеку.Подали жаркое.— Скажите же мне: очень это опасно? — настойчиво повторила Мойра.Дуайт покачал головой.— Это очень долгий рейс. Мы будем в плаванье почти два месяца и примерно половину времени — под водой. Но это не опаснее, чем любая другая операция в северных морях. — Он чуть помолчал. — Там, где возможно, был ядерный взрыв, подводной лодке рыскать всегда опасно. Особенно с погружением. Никогда не знаешь, на что наткнешься. Морское дно сильно меняется. Можно напороться на затонувшие суда, о которых и не подозревал. Надо пробираться между ними поосторожнее и глядеть в оба. Но нет, не сказал бы, что рейс опасный.— Возвращайтесь целый и невредимый, Дуайт, — тихо сказала Мойра.Он весело улыбнулся.— Ясно, я вернусь целый и невредимый. Нам дан такой приказ. Адмирал желает заполучить нашу лодку обратно.Мойра со смехом откинулась на спинку стула.— Вы просто невозможный! Только я начну разводить сантименты, вы… вы их прокалываете, как воздушный шарик.— Наверно я-то не сентиментален. Шейрон всегда это говорит.— Вот как?— Ну да. Она даже всерьез на меня сердится.— Неудивительно, — заявила Мойра. — Я очень ей сочувствую.Пообедали, вышли из ресторана и отправились в Национальную галерею, где открылась выставка духовной живописи. Все картины писаны были маслом, большинство в модернистской манере. Тауэрс и Мойра обошли часть галереи, отведенную под сорок выставленных картин, — девушка смотрела с интересом, моряк откровенно ничего в этой живописи не понимал. Оба несколько терялись перед «Снятиями с креста» в зеленых тонах и «Поклонениями волхвов» в розовых; перед пятью или шестью полотнами, трактующими войну в религиозном духе, они немного поспорили. Постояли перед картиной, заслужившей первую премию: скорбящий Христос на фоне разрушенного города.— В этом что-то есть, — сказала Мойра. — На сей раз я, пожалуй, согласна с членами жюри.— А по-моему это мерзость.— Что вам тут не нравится?Дуайт в упор разглядывал картину.— Все не нравится. Это же насквозь фальшиво. Ни один пилот, если он в здравом уме, не полетит так низко, когда вокруг рвутся водородные бомбы. Он бы просто сгорел.— Но композиция хороша и цветовая гамма тоже, — возразила Мойра.— Да, конечно. А сюжет фальшив.— Почему?— Если вот это должно изображать здание АРПК Американская радиопромышленная корпорация.

, ваш художник посадил Бруклинский мост на сторону Нью-Джерси, а Эмпайр Билдинг в самую середину Центрального парка.Мойра заглянула в каталог.— Тут вовсе не сказано, что это Нью-Йорк.— Какой бы город он ни хотел изобразить, все тут фальшиво. Это не может так выглядеть. — Дуайт чуть подумал. — Чересчур театрально. — Отвернулся, брезгливо поглядел по сторонам. — Все это не по мне.— А разве вы не ощущаете в этих полотнах духа веры? — спросила Мойра. Странно, он ведь постоянно ходит в церковь, казалось бы, выставка должна его тронуть.Дуайт взял ее под руку.— Я не набожен. Виноват я сам, а не художники. Они смотрят на все по-другому.Они вышли из зала.— А вообще вы любите живопись? — спросила Мойра. — Или смотреть на картины вам скучно?— Совсем не скучно. Мне нравятся живые краски и чтобы картина меня не поучала. Вот есть такой художник Ренуар, правильно.— Мойра кивнула.— В музее есть несколько полотен Ренуара. Хотите посмотреть?Они прошли в раздел французской живописи, и Дуайт постоял несколько минут, глядя на реку и на затененную деревьями улицу рядом с нею, на белые дома и магазины — все очень красочное и очень французское.— Вот такие картины мне по душе, — сказал он. — На такое я могу смотреть без конца.Они еще некоторое время бродили по галерее, разглядывали картины, болтали. Потом оказалось, ей пора: мать не совсем здорова, и Мойра обещала вернуться вовремя и приготовить чай. Дуайт отвез ее трамваем на вокзал.В толчее у вокзального входа она обернулась к нему.— Спасибо за обед и за весь этот день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87