Если, например, окровавленные простыни посушить надо: влажными, в крови, их нельзя экспертам отправлять; проваляются в упаковке и сгниют, потом никакой группы крови не установишь.
Сначала выходили из положения, раскладывая кровавые шмотки для просушки в туалете, благо он большой, школьный, размером с класс. Потом кто-то из следопытов недосчитался кожаной куртки, прорубленной топором, — туалет-то общий, граждане, вызванные в прокуратуру, им тоже пользуются. И тот же умник, который ручки отрезанные в сейфе хранил, придумал гениальный ход. На вещах, разложенных в туалете, как на блошином рынке, теперь помещались плакатики: «Не трогать! Заражено чумой!!!» (или СПИДом, как вам больше нравится).
Синцов покорно повез меня на экспертизу, только уже не на зеленой «ауди», а на жуткой отделенческой колымаге, воображавшей себя «Москвичом». Пока мы добрались, у меня отшибло все внутренности, особенно было горько из-за разительного контраста с плавным и мягким путешествием в «тойоте».
В баллистическом отделении началось воркование: там работают три эксперта, к которым у меня особо нежное отношение, — такие они все головастые, интеллигентные ребята, и работать с ними одно удовольствие. Сколько мы вместе классных экспертиз провели, уже и не вспомнить!
И они ко мне тепло относятся, поскольку я имею обыкновение читать не только тот кусок заключения, который называется «Выводы», но и исследовательскую часть. За десять следственных лет я поняла великое значение экспертов для моей работы и много раз благословляла закон за предоставленное мне право присутствовать при производстве экспертизы.
А ведь есть у меня коллеги, которые считают назначение экспертиз простой формальностью и все, что там написано, принимают как должное, да еще и задания экспертам дают своеобразные; не понимают, что экспертный и следственный язык — это разные вещи.
А иногда бывает, что следователи считают всех остальных за идиотов и задают экспертам вопросы, которые тех смешат и раздражают. Завморгом как-то в моем присутствии тряс постановлением следователя и кричал, что это издевательство. Показал фабулу: женщина возвращалась домой, мать увидела ее из окошка и пошла открывать ей дверь, а дочь вошла в квартиру уже с ножевой раной — где-то в парадной ударили. Раненая сняла сапоги, попыталась вызвать по телефону «скорую помощь», но не дозвонилась. «Скорая» приехала, когда та была уже мертва.
Следователь добросовестно описывает, как она с ножевой раной поднималась по лестнице, как снимала сапоги, как звонила по телефону, и заключает свое описание трогательной фразой: «после чего несколько раз вздохнула и умерла». А на обороте ставит вопрос, который вывел из себя заведующего моргом: «Могла ли потерпевшая с полученным повреждением двигаться и совершать иные активные действия?» Завморгом орал: «А если эксперт ему напишет, что не могла, он что, будет считать, что ее нашли в парадной?!»
Я, правда, тоже не родилась на свет с комплексом знаний по судебной медицине и криминалистике. Когда мне в производство дали первое убийство, я робко спросила прокурора: «А как написать постановление о назначении экспертизы трупа?» Прокурор, и без меня заваленный работой, посоветовал мне взять справочник следователя и списать оттуда вопросы. Я взяла справочник и списала пятьдесят шесть вопросов. И стала ждать заключения эксперта… А через неделю оказалась в главке на дежурстве вместе с Наташей Пановой. Это было наше первое знакомство. Она с другим экспертом говорила про убийство, и я поняла, что разговор идет о моем деле. И радостно спросила Панову: «А это вы наш труп вскрывали?» А она мне в ответ: «А это вы постановление писали? Я, честно говоря, подумала, что постановление милицейское. Потом посмотрела — нет, прокуратура. И сильно удивилась». Я, заподозрив неладное, предположила: «Вы, наверное, про себя ругались?» На что Наташа ответила: «Зачем же про себя? Я на весь морг ругалась!»
Но это было давно. У меня, конечно, уйма недостатков, но по крайней мере одно бесспорное достоинство: я учусь на своих ошибках. Сейчас я предпочитаю заключения экспертизы всем другим видам доказательств. Показания свидетелей — они такие: сегодня есть, завтра нету. А экспертиза — она и в Африке экспертиза. Как говорится, наука умеет много гитик.
Хотя — кто его знает, что будет дальше? Обстановка на пути к правовому государству меняется не по дням, а по часам. Когда я начинала работать, в страшном сне не могло присниться обжалование обвиняемым меры пресечения в суд. Хотя, возможно, это и большое достижение демократии. Правда, суды не всегда грамотно обосновывают это достижение. Мне странно читать в постановлении судьи об изменении меры пресечения вымогателю, что, поскольку в связи с арестом кормильца его семья испытывает серьезные материальные затруднения, нужно помочь семье и изменить ему меру пресечения с ареста на залог в двадцать пять миллионов. Как будто от этого благосостояние семьи сразу резко возрастет.
Так вот было и с одним моим клиентом, бандитом, который не имел в Питере постоянного места жительства, жил в гостиницах или у случайных знакомых, да еще так немножечко ходил под подпиской о невыезде по не рассмотренному в суде делу — хранению оружия.
Не прошло и месяца со дня его ареста, как судья решил, что мера пресечения избрана абсолютно законно и обоснованно, только, по его мнению, уже все возможные следственные действия с участием клиента выполнены, поэтому ничто не препятствует его освобождению под залог. (Просто телепатия какая-то: интересно, откуда судья узнал, что все следственные действия уже выполнены?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61