Если он раньше не судился, полагалось бы интересоваться следствием, а не зевать.– Ну а еще? – это Зина вместо того, чтобы поддержать Томина.– Есть и еще… разные мелочи. К тому же фотография, которую послали к нему на родину, вернулась неопознанной. Некому ее показать. Петр Федотов ушел из дому лет десять назад. Отец умер, старший брат тоже. А мать в прошлом году совсем ослепла.– Знаешь, тут можно кое-что сделать. Пусть пришлют любую его фотографию, хоть детскую: я проверяю. Методом совмещения основных точек лица.Томин выловил из компота щепку и воткнул в хлебный огрызок. Стакнулись! Одержимая парочка!По дороге в Бутырку его осенило:– Слушай, ведь у тебя есть Ковальский! Кто тебе лучше обрисует бродягу? Пятую неделю в одной камере сидят.– Спекулировать на добрых отношениях с заключенным…– Паша, что значит спекулировать? Ты спроси как умного, проницательного человека! Он же польщен будет, что ценишь его мнение! Ну?– Там видно будет.Снова дежурила Ниночка и снова припасла Знаменскому тридцать девятый кабинет. Томин в который раз подумал, что она очень мила. А то, что неравнодушна к Паше, так только сам он мог не замечать.С Ковальским посмеялись над дурнем туристом, отвалившим бешеный куш за гайку. Но на следующем эпизоде он снова заосторожничал:– Неужто был такой случай?– Был.– Пал Палыч, зачем мне бежать впереди прогресса? Вдруг у вас – извиняюсь – одно фу-фу, а я навешу на шею лишний эпизод!– Двадцать второго августа сего года у бензоколонки на Трубной улице вы познакомились с шофером черной «Волги». Пообещав двадцать рублей, уговорили поехать к магазину «Автомобили».– Да-да-да. Припоминаю… Всегда-то надеешься, как в песне поется, что никто не узнает и никто не придет. Но вот узнали и пришли. Так неприятно!– Каким образом вы познакомились с покупателями?– Пал Палыч, разве с покупателями знакомятся? Это они должны искать знакомства, иначе какое же доверие, – признав очередное поражение, Ковальский вдохновлялся воспоминаниями. – В тот раз дело было так. Подъезжаю к магазину. На меня смотрят. Это я здесь, – оттянул борт модного пиджака, – в рванье сижу. А там вышел – на мне ниточки отечественной нет! Всем ясно: прибыл собственник с личным шофером. Чтобы прощупать публику, мне требуется минута, ну, полторы. Примечаю двух «жучков». Насквозь вижу: в одном кармане – пачка купюр, в другом – липовая справка об аварии. Туда надо только проставить горзнак машины. Известна вам эта механика?– Известна.– Проходим мимо них к магазину, я и говорю своему шоферу: «Знаешь, – говорю, – до того мне надоела возня с запчастями, погляжу-погляжу да, пожалуй, продам машину-то, лучше на казенной кататься». Затылком чувствую – клюнули. Пока шофер за мои деньги покупает ерунду, я ухожу в машину. «Жучки» прямо лезут следом и показывают справку и деньги. Я отнекиваюсь, меня коварно соблазняют, во мне разжигают алчность! Наконец, я беру деньги.– Сколько? – вклинился Томин.– Выше государственной цены, Александр Николаевич.– Дальше, Ковальский.– Собственно, можно бы сразу отвалить. Но как-то пожалел шофера. Уведут, думаю, у парня машину, перекрасят – и прости-прощай. Тогда, якобы показывая, как моя «Волга» хорошо берет с места, трогаю и проезжаю метров тридцать. А там уже стоянка запрещена, понимаете? Естественно, свисток. А «жучки» смерть боятся милиции. Меня выталкивают улаживать отношения с властями. А деньги-то уже здесь, – хлопнул себя по карману. – Милиционер берет под козырек, оставляю на него машину, вроде иду за шофером, у него права. Десять – пятнадцать шагов – и растворяюсь в воздухе.Знаменский усмехнулся.– Значит, покупатели остались с носом, потому что вы пожалели шофера? Ой ли, Сергей Рудольфович? Представьте, что они угнали машину. С вашей стороны тогда не мошенничество – тогда была бы кража. Вы не тридцать метров проехали, вы «переехали» из одной статьи в другую. Все рассчитано точно.Ковальский хитро поглядел на Знаменского, на Томина, довольный, что оценили.Знаменский подвинул к себе протокол допроса, собираясь фиксировать. Но Томин перехватил инициативу:– Как самодеятельность, Сергей Рудольфович?– Пою! Пою, Александр Николаевич. Сердечно благодарен!– А вообще жизнь?– Человек когда-нибудь доволен? На свободе не хватает денег, в тюрьме – свободы. Но могло быть хуже. Народ в камере солидный, один даже преподаватель – за взятки в институт принимал.– Кстати, бродяжка у вас есть, тоже за Пал Палычем числится. Этот жить не мешает?Как-то одновременно Ковальский поскучнел и насторожился.– Да нет…– А какое у вас о нем впечатление?– Только из уважения, Пал Палыч, – произнес Ковальский после долгой паузы, с явной неохотой нарушая камерную этику.– Я не настаиваю.– Настаивать не надо. Но, к сожалению, мало что могу. Замкнутый тип.– Как он держится? – выспрашивал Томин. – Рассказывает о себе?– Мы знаем только, по какой статье сидит. А держится спокойно. В камере его боятся.– Боятся?!– Да, был, знаете, случай – один парень полез с кулаками, так едва отдышался. Бомж глазом не моргнул, только этак особенно выставил вперед руку и куда-то парню попал – тот растянулся на полу и корчится. На публику произвело сильное впечатление.– Та-ак… – сказал Знаменский и помолчал, ощущая, как еще крупинка осела на его «промывочном лотке». – Считаете, он не тот, за кого себя выдает?– Да ведь вы, по-моему, тоже считаете?.. Вот еще кое-какие наблюдения, судите сами. В очко на пальцах ваш бродяга выучился играть с лету. Я – я! – осваивал эту науку дольше, при моей-то ловкости рук! И еще – сколько у него классов образования?– Говорит, десять.– Хоть бы двенадцать, чересчур быстро читает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12