– Вы-то откуда знаете? – спросила она злобно и указала на мужскую кисть, торчавшую из пластиковой обертки, искусно маскировавшей место отрыва. Французы умеют это делать.
– Она его, – сказала миссис Блоттон. – Эрика. Артур прочитал код на бирке. Кисть была уже опознана, но предположительно. С другой стороны, она поступила из переднего отсека, вероятно, из пятого ряда, куда были выданы билеты Блоттону и девочке.
– Вы уверены? – спросил он.
– Не была бы уверена, так разве бы я сказала? Сказала бы, подумал он, ради двух миллионов (хотя, пожалуй, она не осознала, о какой сумме идет речь) или для того, чтобы поскорее выйти из сарая, чтобы вернуться домой и выплакаться. Право на слезы имеют ведь и такие женщины, как Эллен Блоттон.
– Скажите, ваш муж много курил? – спросил он.
– Он-то? Ну уж нет. Я в доме ни единой сигареты не потерплю.
На ее собственных руках не было никаких следов никотина. Руки эти были неожиданно белыми, маленькими и изящными для практичной светло-рыжей и некрасивой женщины. И ее такая подробность сразила. Она не выдержала, заплакала, и ее увели из сарая. Бирку на кисти сменили, теперь она числилась за Эриком Блоттоном. Подходящий возраст, пол, расовый тип и никотиновые пятна отсутствуют. Почему же он все еще сомневался?
Артур подошел к Саймону Корнбруку, который безнадежно прислонился к косяку.
– Вы сделали все, что требовалось, – сказал Артур. – Если ничего не нашли, то и не найдете. Лучше пойдите на воздух.
– Ведь тело могло унести в море, – сказал Саймон, – ведь вес тела… только потому что остальные…
– Совершенно верно, – сказал Артур. – Его, несомненно, найдут.
– Было бы хоть что-нибудь! – сказал Саймон. – Хотя бы туфелька, ленточка. Моя жена не верит, что Нелл погибла. Не верит, я знаю.
Он отвез Корнбруков в Париж и в аэропорт. Он написал заключение, что никаких подозрительных факторов в связи с катастрофой не обнаружено. Кусочек картона с надписью «Куколкина смесь», пепельница, полная окурков, и два исчезнувшие трупа послужить такими факторами едва ли могли. У него была лишь уверенность, избавиться от которой ему не удавалось, – и Хелен каким-то образом извлекла ее из его мыслей. Когда он простился с ними на аэровокзале, то услышал, как Хелен сказала: «Она жива. Будь она мертвой, я бы это чувствовала», а Саймон ответил: «Милая, взгляни в глаза правде ради нас всех», и ощутил себя виноватым.
Когда неделю спустя Артур Хокни, вернувшись к себе в отель (он принимал участие в конференции по способам уклонения от налогов, организованной «Форчун»), нашел запись телефонного звонка Хелен с просьбой встретиться, он не удивился. Он этого ждал. И отправил открытку, как она указала, по адресу «почтовый ящик номер такой-то» с приглашением позавтракать вместе. Он предположил, что она хочет скрыть их встречу от мужа, и не позволил себе строить дальнейшие предположения.
Когда Хелен вошла в ресторан, Артур был уже там и встал ей навстречу. Люди поворачивали головы и смотрели на них. Рядом с ним столы и стулья выглядели крохотными и нестерпимо претенциозными, а гроздья обернутых в солому бутылок из-под «кьянти», украшавшие зал, казались нелепыми. Костюм на Хелен был темно-синий, и она старалась быть незаметной, но, разумеется, безрезультатно.
– Артур, – сказала она легко и быстро (она нервничала). – Мне ведь можно называть вас Артуром, правда? А вы зовите меня Хелен. Звонить незнакомым мужчинам, назначать свидание – конечно, это выглядит странно! Но мне просто не хочется волновать Саймона, он же будет взбешен… вернее, расстроен, но я знаю, что Нелл жива, я знаю, что ей хорошо, только она скучает без меня, и я хочу, чтобы вы ее отыскали. Я вас нанимаю. Вы ведь свободный агент. Я заплачу, сколько ни потребуется. Но только мы не должны допустить, чтобы мой муж узнал.
Да, привычки «Яблоневого коттеджа» все еще властвовали над ней.
– Хелен, – сказал он, и слово это было новым, незнакомым, чудесным. – Я не могу согласиться. Это было бы безответственным.
– Но почему? Не понимаю! – Она заказала грибную оладью, но не притронулась к ней. Он поглощал бифштекс с соломкой. Когда королеву-мать попросили дать совет тем, кто готовится сделать публичную карьеру, она ответила: «Увидев уборную, тут же ею воспользуйтесь». Артур Хокни, чья работа бросала его в джунгли, на вершины гор и в другие наиболее бесприютные, а часто и голодные уголки мира, испытывал такое же чувство при виде тарелки с пищей. Никогда ведь не знаешь заранее, когда тебе снова представится подобный случай. Ответил он не сразу.
– Потому что поманить вас надеждой значит стать хуже шарлатана, который предлагает панацею от рака за деньги, или экстрасенса, который ведет загробные беседы с мужем вдовы за гонорар.
– Так это же совсем другое! – Она сама была еще ребенком. – Ну пожалуйста!
– Как я могу? Вопреки здравому смыслу, вопреки моему заключению для авиакомпании ЗАРА?
– Если вы вернетесь и скажете, что она погибла, я поверю. Я смирюсь.
– Ну а если нет? – сказал он. И ведь это он подал ей надежду, рассказывая о стюардессах, которые оставались живы-здоровы, свалившись с высоты в двадцать тысяч футов. Он чувствовал себя виноватым.
– Просто слово «мертвая» не сочетается с Нелл, – сказала она, и в глазах у нее теперь стояли слезы. При виде их он испытал облегчение. – Может быть, Саймон прав, и я немножко помешалась. Мне следует обратиться к психиатру. Но мне необходимо знать. Я должна убедиться. Ну поймите же! Жить с надеждой много хуже, чем жить без нее. Смотреть, как горюет Саймон, и не горевать самой – я кажусь себе такой дрянью. Или причина в том, что я жду ребенка, что я беременна?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128