Он утверждает, что человек — это машина, которая подчиняется своим импульсам и желаниям. Глупо пытаться отрицать эти импульсы. Человек должен следовать своим склонностям, иначе он не может, кричит маркиз, глядя на мадам. Наконец он подзывает меня и просит подтвердить постулаты Ламетри. Я горд, но в то же время мне стыдно.
Анна-Проспер пришла ко мне ночью. В красивом пеньюаре. При лунном свете. Лицо у нее золотистое. Я ложусь на кровать, пытаясь не смотреть на нее, предоставляю ей самой вести разговор. С закрытыми глазами выслушиваю ее вопросы о моем господине. Говорю:— На это я не хочу отвечать.Или:— Мне об этом ничего не известно!Или:— Знала бы мадам, о чем вы меня спрашиваете!У нее действительно красивая форма головы. Анна-Проспер мне не нравится. Но голова у нее красивая. Высокий лоб, вдавленные виски. Большой затылок. Совершенное строение черепа.За окном луна.У луны нет тайн. Говорят, будто она внушает нам чувство сопричастности и влюбленности. Но ведь я знаю: влюбленность не что иное, как переодетая похоть, желания слизистой оболочки, извечная потребность тиранить ближнего. Если бы кто-то мог убрать луну, он оказал бы благодеяние человечеству.Я утешаюсь со швейцарской служанкой по имени Готон. Она слишком глупа, чтобы понимать, насколько я некрасив. Она говорит, что я добрый. Ей кажется, будто я заботлив и добр только потому, что я объясняюсь ей в любви. Мой господин утверждает, что опасно не отличать своих интересов от чужих: «Иначе очень скоро ты превратишься в раба того, кто говорит, что любит тебя больше, чем себя». Но у Готон горячая кожа и красивые раскосые глаза. От нее пахнет имбирем и карамелью. У меня не возникает желания мучить ее. Это меня не возбуждает.Вместо этого я представляю себе дочь садовника. По-моему, она немного похожа на Анну-Проспер. У нее такой же высокий лоб. И красивая линия затылка.Ночью я сижу и рисую голову девочки. * Меня вдруг осенило. Я пошел к господину и рассказал ему, что Анна-Проспер ночью приходила ко мне в комнату и расспрашивала о нем. Прекрасная возможность соблазнить ее, правда? — сказал я. Заманить невинную девушку на опасный путь, что может возбудить сильнее, чем это. Маркиз тут же начал строить планы.Проходя через сад, я увидел у садовника свет. Девочка стояла у окна и, высунув голову, звала кошку, сидевшую на ветке. Я присел на корточки и стал изучать девочку. На меня нахлынули фантазии. Неожиданно для себя я оказался под самым окном. Так близко, что мне стали видны все жилки у нее на шее. Я чувствовал ее запах. Она отошла от окна, а я еще долго сидел там, закрыв глаза. Кожа у нее белая, как земля, покрытая инеем. Она такая юная. В ней есть что-то печальное.Кости черепа у такого ребенка слишком мягкие, чтобы их можно было расколоть, и слишком тонкие, чтобы их пилить. Такие кости разрезают большими ножницами.— Зимой ей стукнет десять, — сказала садовница, когда я как-то заговорил с ней о ее дочери. Я наблюдал, как женщину обдала волна гордости: на висках у нее выступили красные точки, она удовлетворенно вздохнула, и только потом я обнаружил, что садовницу больше интересуют ее розы, чем игры девочки.Все-таки я дрянной человек. Нынче ночью я стану предаваться фантазиям. Всякий раз, когда я вижу то, что вижу, у меня возникает чувство, будто я взмываю ввысь. Утром я не нахожу себе места. * Я передал Анне-Проспер письмо от маркиза. Несколько сладких фраз об их первой встрече. Она покраснела и быстро ушла. На другой день она сунула мне ответ. Анна-Проспер пишет как камеристка.«Ваши слова так галантны, дорогой зять, однако могу ли я доверять вам? Не знаю, что думать о вас, но у меня требовательное сердце, и я слишком чувствительна к таким словам...»Начался обмен посланиями.Но радость испытывал только я.
Им стало трудно скрывать свои чувства. Последнее письмо Анны-Проспер было очень трогательным. Время их торопило. Утром я подслушал разговор между мадам Монтрёй и ее супругом. Она во что бы то ни стало хотела отправить Анну-Проспер к тетке. Мадам опасалась за нравственные устои дочери. Час пробил.Я сжег письмо Анны-Проспер и сейчас, сидя с пером маркиза в руке, все еще чувствую запах пепла. Как бы он ответил на такое послание? Что в нем всколыхнулось бы? Острое желание, которое способно опустошить все вокруг? Или только самодовольство? Я написал несколько строк о красивой походке Анны-Проспер. Ее дыхание «чище, чем цветок яблони». От имени маркиза я предлагаю ей встретиться в конюшне ночью накануне ее отъезда, прошу прощения за дерзость, пишу несколько слов о бьющихся сердцах и заканчиваю письмо так: «Надеюсь увидеть вас...»Я все продумал. После операции я положу ее тело в тележку для навоза и сверху чем-нибудь прикрою. Завтра утром садовник свободен, я должен поработать за него. Не думаю, что стану препарировать труп. Просто высушу голову, сохраню и буду иногда изучать форму черепа. Я с нетерпением жду нашей встречи.Полночь. Достаю из шкафа плащ и шляпу маркиза. Я научился подражать его походке. Спрятавшись в углу за лошадьми, я жду ее. Меня терзает нетерпение. Я сразу услышу ее легкие шаги. Представляю себе, как она испуганно оглядывается по сторонам. Красивые глаза сверкают. Вот она подбегает ко мне. Приникает всем телом.Я прикрываю лицо плащом маркиза.Мечтаю, как прикоснусь к ее коже. Прижмусь губами к шее. На шее кожа особенно нежная. Как пахнет женщина, которую жаждет мужчина, как вообще все женщины или иначе? Есть ли у любви свой особый запах?Я жду.
Ничего. Ни легких шагов. Ни пугливой влюбленности. Ни подавляемого желания. Ни позорного наслаждения, которое она должна испытать, прижимаясь к мужу своей сестры и шепча ему, что он должен пощекотать ее своим кнутом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64