Кто? Ну!
– Пожалуйста, – опять попросила мать, – прекратите, у нас траур.
Филип опустил глаза, но продолжал глупо улыбаться, Клэр выразительно фыркнула, а Рэндольф казался настолько погруженным в себя, что его нельзя было посчитать слушателем. Под столом Джимми нашел мою руку и пожал. Мать описала подробно планы похорон, вплоть до цветов, которые она хотела бы разбросать вокруг гроба.
– Конечно, похороны должны быть грандиозными, на всем побережье Катлеров, люди ждут этого.
Мать взяла полный контроль над побережьем, Рэндольф сидел и молча кивал, соглашаясь со всем, словно марионетка в руках жены. Мать готовилась к похоронам как к великому торжеству, день похорон она превратила в день своей коронации. Никогда она не выглядела столь прекрасной. Черное платье украшали тысячи мелких камней и большое колье, неприличное в нормальном обществе на подобных мероприятиях, не говоря об открытом и коротком платье.
По плечам ее ниспадала красивая шелковая ткань, позаимствованная у бабушки.
Рэндольф и Филип надели черные костюмы с галстуками, Клэр – черное платье, из которого вываливались ее талия и грудь, я слышала перешептывание прислуги по этому поводу.
Мать настаивала, чтобы я присутствовала на похоронах, поэтому Джимми купил мне простое траурное платье. Мы с ним поехали следом за матерью, Рэндольфом и Филипом на автомобиле Джимми.
Похоже, бабушка Катлер сумела заказать соответствующую погоду для своих похорон: небо, облака, океан и даже волны, выкатывающиеся на берег, выглядели торжественно. Мои представления о пышности оказались неточными, все было еще величественнее, за бабушкой шли вся церковная община, врач, адвокаты, бизнесмены, местный политический деятель и постоянные клиенты. Все смотрели на нас, особенно на маму. Гроб стоял рядом, по решению мамы закрытым. Священник прочитал длинную проповедь, суть которой сводилась к тому, что удачливые люди нужны общине. Он говорил, что бабушка Катлер, как великолепный лидер, помогала менее удачливым людям. Кончил он словами о том, что вся жизнь бабушки Катлер была посвящена Богу.
Только у Рэндольфа эмоции казались искренними, глаза его наполнились слезами, голова наклонилась. У матери на лице играла улыбка, она важно кивала время от времени, всякий раз, когда ей казалось необходимым, она подносила к глазам белый шелковый платок и склоняла голову, она умела себя подать.
Клэр, как всегда была угрюмой, а Филип время от времени улыбался и подмигивал мне.
Как и намечала мать, процессия похорон последовала к гостинице, где еще раз выслушали священника. Вся прислуга собралась вокруг, пришла даже Сисси с матерью, несмотря на увольнение. Заметив меня, она кивнула и улыбнулась.
Потом мы пошли на кладбище. Там я заметила среди захоронений Катлеров надгробие с моим именем, это было похоже на ночной кошмар.
Священник с очень серьезным видом прочитал несколько псалмов, и все начали прощаться с бабушкой, просить ее. Я попросила, чтобы она везде, куда ни попадет, была справедливой и не лезла в чужие дела, я помолилась, чтобы Бог простил ее.
Снова, как будто по команде бабушки, погода изменилась, развеялись облака, появилось солнце, океан стал синим и оживился под его лучами.
Рэндольф настолько был сломлен, что его пришлось везти обратно на автомобиле. Мать поблагодарила священника за хорошую службу и пригласила его к поминальному столу в гостинице.
Все проходило в холле.
«Не хватает только хорошей музыки», – подумала я.
Штат гостиницы, как обычно, исполнял свои служебные обязанности, официанты разносили подносы с вином и виски. Столы ломились от явств, турецкие, шведские, немецкие блюда, экзотические плоды и все сорта мяса. Люди рассаживались группами, сформировавшимися на кладбище. Рэндольф стоял рядом с женой, Клэр и Филипом, который нализался так, что с трудом стоял, приветствуя вновь прибывших, изредка брат косился на меня и улыбался.
Мать успевала повсюду, она беседовала с важными персонами, давала распоряжения прислуге, везде витал ее красивый образ и звучал мелодичный голос, она постоянно была окружена мужчинами.
Далеко за полдень присутствовавшие на похоронах начали разъезжаться, дольше всего они прощались с Рэндольфом. Пожилые люди, особенно старые леди, старались его утешить. Но он только отвечал, что все уже случилось.
Когда осталось не больше пяти человек, включая нас с Джимми, подошел высокий, стройный седой человек со здоровым загорелым лицом и темно-карими глазами. На голове у него была большая лысина, в уголках глаз глубокие морщины, но несмотря на это от него исходил сильный дух власти, раньше, чем он представился, я поняла, это господин Апдайк.
– Я разговаривал с людьми, принявшими вашего ребенка, – отведя в сторону, сказал он, – у меня есть их адрес, – он помахал конвертом. – Они ожидают вас на днях. Конечно, они очень расстроены, потому что им дали понять, что вы изъявили согласие.
– Меня никто не спрашивал о нем, и я никогда не дам его.
Он кивнул и покачал головой.
– Вы не человек дела, плохой бизнесмен. Я прочитаю завещание через полчаса в кабинете госпожи Катлер, будьте там.
– Что могла бабушка Катлер оставить тебе? – спросил Джимми, как только отошел господин Апдайк.
– Проклятие, – больше ничего я придумать не могла.
Господин Апдайк сидел за бабушкиным столом, заваленным бумагами. Рэндольф, мать и Клэр сидели в креслах, Филип на стуле слева, а мы с Джимми справа от них. Даже освещенным кабинет выглядел мрачным и враждебным. Единственной свежей краской выделялось лицо матери, похороны пошли ей на пользу, она улыбалась, глаза сверкали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89