Но однажды, после какого-то бурного праздника она оказалась с ним в постели. Не сказать, что Геля пошла на это бессознательно. Это был своего рода эксперимент, юношеское любопытство, жажда познаний и новых ощущений. Но эксперимент превратился для неё в ужас. Никогда ещё Геля не чувствовала себя так отвратительно, как обнажённая рядом с Костей в его постели. Стыд и разочарование испытала она тогда, в ту ночь, на его ужасно скрипучей кровати, которую, как ей казалось, слышали все в доме. Она не чаяла, когда наступит конец её мучительной пытке, ей было тошно и больно, хотелось заорать благим матом и оттолкнуть от себя неумелого, но очень пылкого и неуёмного Костю. Но Геля сжав зубы выдержала, снесла всё до конца, а потом поднялась, стремительно оделась и убежала от Кости домой среди ночи. Дома она больше часа стояла под душем и ругала себя последними словами за то, что поддалась, уступила, разменяла себя на весьма сомнительное удовольствие без любви, без страсти. Потом разбудила Аллу, потребовала выдать ей срочно какие-нибудь противозачаточные пилюли, и принялась их глотать пригоршнями. Алла ничего не могла понять, только всё спросонья повторяла, что Гелька отравится. Но Геле было всё равно, лишь бы вот так по-глупому не забеременеть. После этого случая Геля решительно запретила Косте любые проявления чувств, включая поцелуи и признания в любви, если он хотел продолжать с ней общаться. Самой ей проще было вообще про него навсегда забыть, но он постоянно напоминал о себе, ходил по пятам, дарил цветы и подарки, приглашал на свидания. Он, к сожалению, учился в её студенческой группе и деваться от него было некуда. Но самое интересное, что на него как раз Геля зла не держала и кроме раздражения ничего к его персоне не испытывала. Она злилась на себя одну и себе одной не могла простить той ужасной ночи.
Костя продолжал безответно вздыхать по её поводу, бледнея и краснея одновременно при её появлении. Её это мало трогало. Это были уже его проблемы. Но когда Костя начинал говорить подобные глупости, как сейчас, Гелю начинало трясти.
— Если не хочешь поссориться со мной раз и навсегда — чтобы я больше такого не слышала, — безапелляционно заявляла она ему.
Сегодня Костик явно перегрелся и ему тем более было пора домой.
— Когда ты повзрослеешь, Лебедев… — вздохнула она на прощание, отстраняясь от его поцелуя, — сколько тебе можно повторять одно и то же?
— Я тебя люблю! И никуда тебе от меня не деться! — вдруг с несвойственной ему уверенностью произнес Костя, — Сама ко мне прибежишь когда-нибудь!
— Давай — давай, шагай, — только хмыкнула ему в ответ Геля, закрыла за ним дверь и выдохнув с облегчением взлетела по лестнице птицей.
И буквально натолкнулась на Илью. Он нес из кухни новую бутылку вина. В гостиной, видимо, расходиться никто не собирался.
— Ну, выдворила своего героя — любовника? — спросил Илья, легко улыбнувшись. — Ты совсем извела бедного парня. За весь вечер не одарила ни единой улыбкой.
Значили ли его слова то, что он не спускал с неё глаз, следил за нею весь вечер, или всё это сказано им так, для красного словца? То что Геля не очень-то жалует Костю, известно всей семье.
— Ты что, переживаешь о нём? — спросила Геля, пристально глядя Илье в глаза.
— Я просто думаю, неужели ты коварная притворщица? — засмеялся в ответ Илья.
— Значит, переживаешь обо мне? Я не притворщица, я всегда говорю то, что думаю. Хочешь, тебе скажу?! — Геля не отводила взгляда от глаз Ильи.
— Боюсь услышать что-нибудь из ряда вон… — с иронией покачал головой Илья, — давай, Ангелинка, лучше потанцуем.
Илья поставил бутылку вина на стол и за руку вывел Гелю в центр комнаты туда, где забыв про всех, покачивались в танце Кирилл и его Юля. Геля положила Илье руки на плечи, а он легко притянул её к себе, обняв за талию. Как приятны ей были его объятья, пусть ненастоящие, пусть всего лишь на время танца. Она чувствовала его тепло, тонкий аромат его одеколона, смешавшийся с горьковатым запахом сигарет и таяла от счастья. Ей не хотелось сейчас думать, что это всего лишь своего рода игра, он близок, но непреодолимо далёк… Он рядом — только протяни руку и коснись его лица, но какое невероятное между ними расстояние!… Он улыбается ей в полутьме комнаты, а ей хочется плакать от всего невысказанного, что так жжёт, мучит и томит… Геля опустила голову, стараясь не думать ни о чём, но музыка вдруг как-то внезапно стихла, словно оборвалась. Геля подняла голову и увидела близко-близко внимательные глаза Ильи. Почему они так близко? Неужели она забылась и прижалась к нему, нарушив допустимую грань?… Но он не отстранился, не отодвинулся… он таким долгим взглядом смотрит на неё. Словно ждёт чего-то. Чего он ждёт? А что если вот сейчас признаться ему во всём, высказать то, что столько лет держала она в душе? Как изменится его взгляд, его улыбка? А впрочем, ей всё равно, что он ответит, как посмотрит на неё. Ей важно только одно — её собственное чувство и то, что он пока рядом. Пока…
— Я люблю тебя, — услышала Геля издалека собственный голос. Он прозвучал глухо и отозвался эхом в груди. Ей показалось, конечно, будто Илья вздрогнул. Нет, он по-прежнему спокойно смотрел на неё.
Только он теперь должен был сказать, что, конечно, тоже любит её, она самая любимая его племянница, ненаглядный малыш… но Илья молчал, и от этого её признание неожиданно приобрело особую значимость. Он понял, о какой любви говорит Геля и не высмеял её, не отшутился! Мог и, наверное, должен был, но почему-то не стал. Вместо ответа Илья тихонько отвёл Гелю в сторону и усадил на диван, словно она вот-вот упадёт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78