Если дама начитанна, она восклицает: “Король-то голый!”, что означает: “Так ведь это лягушка!” К сожалению, мы забываем обо всем уже у ближайшего ручья, где очередное чудище заманивает нас своим уродством. (Меня это, к счастью, не касается.)
Да, несомненно, тот, прежний, был лягушкой, но этот? Этот уж точно будет принцем! И комедия начинается сначала. О том, какой подарочек мы себе преподнесли, мы понимаем сразу либо спустя какое-то время. А вот как мы поступаем с ни в чем не повинной лягушкой? Закрываем ее в четырех стенах, а ведь ей по душе приволь-ность мокрых лугов. Мы так преданно заглядываем в ее выпученные глаза, что у бедняжки нет выхода. Стоя перед зеркалом, лягушка видит королевский скипетр в своей лапе, корона сползает ей на глаза. И лягушка смотрит на нас иначе. Может быть, она заслуживает в жизни чего-то большего? Может, где-нибудь ее ждет принцесса? Словом, у несчастной голова идет кругом, она уже не желает брать кредит, чтобы купить “ниссан”, она видит себя в кабриолете, обязательно в красном. Но, что печально, уже не с обычной своей спутницей, а в обществе белокурой королевы — это может быть какая-нибудь мисс, победительница конкурса красоты или какая-нибудь другая, только с титулом. Как Йоля. Менеджер. У большинства из нас нет столь почетных званий, мы рядовые.
Таким образом, мы навредили себе, причинили зло лягушке, косвенным образом нанесли ущерб другим женщинам, которые благодаря нам принимали наших избранников за настоящих принцев. К примеру, Йоля. Той, прежней, не удалось превратить лягушку в принца, потому что мало целовала! — так в глубине души размышляют наши преемницы, воспитанные на той же сказке о лягушке-королевиче. Я докажу, что значит любить по-настоящему! Она его никогда не понимала. Со мной он забудет… и тому подобное.
Кшись и Гжесик послушали наши с Улей разглагольствования и не согласились. Замечу, что у одного из них — красный автомобиль, а у другого — “ниссан”. Может, обиделись? Противный Гжесик хотел меня вывести из себя, но смог убедить лишь в одном: следует склонить с уважением голову перед девушкой, целующей гада, на которую, как на жесткий диск, копируется сценарий ее будущих действий. Она не виновна. Это не значит, что я имею что-то против этих несчастных земноводных. Они имеют право жить, как и я. Но не позволю втирать себе очки! Лягушка как была лягушкой, так ею и останется. Свой путь эволюции она, безусловно, проходит, но от головастика до главы королевства далеко. Избавившись от иллюзий, мы должны взглянуть правде в глаза и перестать целовать этих холоднокровных. Я имею в виду себя, не Улю — у нее-то хороший муж. После этого мне стало легче. Лягушкам — место на лугах. Надеюсь, что я встретила мужчину без зеленой холодной кожицы. Он никогда не превратится в принца. А как же быть молодым девушкам? Собственно говоря, что лучше: целовать лягушку или принца? А если тот принц, как мой бывший, окажется жабой?
В таких милых разговорах мы скоротали вечер в моем доме. Пусть Гжесик теперь расслабляется. Тоже мне — солнечные блики!
* * *
В связи с весной я, по-видимому, немного утратила чувство реальности. По пути домой основательно запаслась провизией. Апельсинов — два килограмма, мандарины, яблоки, вкусный хлеб, свежее маслице, сыры бри и камамбер, моццарелла и эдамский, а еще два килограмма картошки, и салат, и свеколка, и пекинская капуста — в холодильнике хоть шаром покати, — еще я забежала в мясную лавку, а на вокзале зашла в “Реми”, купила четыре сока и две бутылки белого вина — вечером хотели прийти Уля с Кшисем. Кроме того, пара банок спаржи и сахар — дома кончился песок. Весило все это, наверное, килограммов двадцать шесть. Я с трудом поползла к станции.
В подземном переходе к станции, возле проклятого Центрального вокзала — что в самом центре Европы, — стояла группка агрессивно настроенных типов. Похожи на наркоманов. Мои руки с сумками волочились уже где-то за мной, я с ума сошла, разве можно было забираться жить так далеко? Я решила, что не пойду к поезду, так испугалась. Эти люди стояли возле кассы и спорили. Говоря проще, кричали на кассиршу.
Я чуть концы не отдала. Мне показалось, что я, как рукава, засучила руки, чтобы не очень пачкались, сумки весили уже килограммов пятьдесят, и энергично спросила, где здесь полиция? Полицейский участок находился возле перронов. Никто и не думал ничего предпринимать, поэтому пришлось мне. От тяжести у меня едва не выскочили руки из суставов. Я то и дело останавливалась, ближайший поезд точно пропустила.
Наконец я добралась до участка. Тяжелая металлическая дверь была заперта. Я постучалась. Ни звука. Я стала колотить что было сил. Ни черта. Поставила пакеты, один не выдержал — тот, что с соками. Нашла ключи и ключами задолбила в дверь еще сильнее. Дверь приоткрылась. Соки вывалились из разорванного пакета. В щелочке, за решеткой внутренней двери, показалось лицо молоденького полицейского. Перепуганное лицо. Я вежливо спросила, не мог бы он пойти со мной на станцию пригородных поездов, потому что там хулиганят. Он беспомощно посмотрел на меня. Должно быть, полагал, что хулиганю на самом деле я.
— Мы здесь втроем. Я не могу, а напарников нет.
— Можно узнать, где они? — спросила я со злостью.
— Ну… где драка.
Я затолкала соки в пакет с камамбером, пекинской капустой, апельсинами, эдамским сыром и картошкой. Мой общественный инстинкт исчез бесследно. Казалось, что руки так и остались где-то возле полицейского участка.
На вокзале не было ни электрички, ни тех подозрительных типов. Я ждала еще час. При посадке разорвался второй пакет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65