— Поняли? — повышает голос Гермес. — Нам нужно потомство! Мужского пола. Вы все ни на что не годитесь. Целое поколение избаловано, изнежено, ни характера, ни тонкого ума. Плохое вино. Остается надеяться, что следующее поколение будет лучше.
Я исподтишка посматриваю на Фаусто. Он хватается за свою рюмку коньяка и одним махом опрокидывает ее. Потом, не поднимая глаз, смотрит в стол.
— Фаусто!
— Да, папа?
— Что ты можешь сказать?
— Я постараюсь!
— Флора!
— Да, папа?
— Расшевели своего мужа! Тиция! Я хочу серьезно поговорить с тобой. Речь идет о нашей империи. Ты красивая женщина. А что ожидают от красивой женщины в наших кругах? Отвечай, дитя мое!
Я молчу.
— Что она родит красивых детей! — рявкает Гермес. — Поняла? И больше ничего. А вовсе не то, что она будет перестраивать квартиры, продавать дома или придумывать никому не нужные ткани и мебель.
Мы хотим внуков! Дельных внуков, раз сыновья ни к чему не пригодны! Я ясно выражаюсь?
— Да, папа.
Гермес откашливается.
— Ты целый год замужем. Мы ждем и ждем. Посмотри мне в глаза. Ты бесплодна?
Фаусто поднимает голову.
— Это уже слишком, папа!
— Закрой рот! — взрывоподобно отрезает Гермес. — Я разговариваю со своей невесткой. Итак, дитя мое, ты не ешь мяса. Ты не ешь рыбы. Ты питаешься, как индийский гуру. Ты больна?
— Нет, папа.
— Что сказал доктор Фокар, к которому я тебя посылал?
— Он сказал, что у меня все в порядке. Правда, папа. Мне очень жаль, но…
— Что значит «тебе жаль»? Ты не хочешь детей? Из принципа?
— Хочу! Еще как хочу! Но Фаусто… Ты должен поговорить с ним. Это не делают в одиночку.
— Фаусто? — удивленно переспрашивает Гермес. — Как Фаусто? Он уделяет тебе недостаточно внимания?
Теа хихикает и толкает в бок Ганимеда, который охотнее всего залез бы сейчас под стол. Интимные разговоры вызывают у него ужас. Он боится их, как черт ладана. Еще никогда он не был так смущен — то краснеет, то бледнеет и вообще не решается поднять глаза.
— Беременность портит фигуру, — роняет Мелина, будто разговаривая сама с собой. — Была бы у меня такая симпатичная фигура, я бы, честно говоря, тоже не стала уродовать ее ради ребенка.
— Не будь такой злобной, — ставит ее на место мать. — Так, Тиция, что там с Фаусто? Он импотент?
— Мама, я прошу тебя! — вскакивает Фаусто.
— Сядь! — выходит из себя Гермес. — Мы среди своих. Я могу откровенно поговорить со своими детьми? Итак, в чем дело? Я жду ответа! Только быстро!
Фаусто плюхается на свой стул и сверлит меня глазами. Молчи, приказывает его взгляд. Что мне делать, черт побери?
— Итак, что он делает неправильно, мой господин сын? — Гермес грохочет все громче и громче. — Он пьет? Храпит? Бродит во сне? У него определенные склонности, которые ты не одобряешь? Что он делает или, наоборот, не делает?
Его тон не терпит возражений.
— Фаусто… э… он высчитывает дни.
— Что он делает? — ошеломленно спрашивает Гермес, не ожидавший такого. — Высчитывает дни? В постели? До того? Или после? А почему, если позволите спросить?
— Не в постели! В ванной! Он высчитывает в ванной, папа!
— В ванной? — повторяет в растерянности Гермес. — Что считать моему сыну в ванной вместо того, чтобы сделать тебе в постели хорошенького ребенка? Я сгораю от любопытства! Ты можешь мне объяснить?
Гелиос довольно ухмыляется и наклоняется вперед, чтобы лучше слышать.
— Он высчитывает дни, когда я могу забеременеть, папа!
— Я не понимаю ни слова. — Гермес беспомощно оглядывается на жену.
— Откуда он знает дни, когда ты можешь забеременеть? — заинтересованно спрашивает маман, и ее брови ползут наверх.
— Он смотрит в ванной в моем календаре! — Фаусто вздыхает и смиренно трясет своей львиной гривой. Гелиос блаженствует и радостно подливает себе коньяка.
— Это преступление! — орет Гермес. — Он забирается в ванную и подсчитывает дни в календаре, вместо того чтобы заботиться о своей красивой жене? А потом? Что происходит потом? Он ведь не может считать всю ночь, а? Что он делает, когда закончит свои подсчеты? Говори, Тиция! Он уже не может потом?
— Если… если опасно и я могла бы забеременеть, — смущенно лепечу я, он становится страшно утомленным и засыпает.
— Ты хочешь сказать… Непостижимо! Он высчитывает твои плодотворные дни и не притрагивается к тебе? Фаусто, ты рехнулся? Ты занимаешься математическими расчетами, чтобы твоя жена не понесла? Она осознанно лежит, так сказать, под паром? Значит, ты виноват, ты предотвращаешь детей? Ты считаешь ночами дни в ванной, чтобы не стать отцом? Мне стыдно за тебя! Ты просто кретин!
— Это предательство — выкрикивает маман. — Фаусто, посмотри на меня. Ты ведь знаешь, как страстно мы хотим внуков. Никогда такого от тебя не ожидала!
— И почему? — продолжает кипятиться Гермес. — Ты можешь объяснить почему?
— Дети стоят денег, — еле слышно выдавливает Фаусто.
Гермес лишается дара речи. Его лицо заливается краской.
— Я, наверное, ослышался, — ревет он. — Что ты сказал?
— Дети стоят денег, — менее уверенно повторяет Фаусто.
— Ах вот оно что! — кричит Гермес. — Ты не можешь позволить себе детей, потому что дядя Кронос все завещал тебе, так? Купаешься по уши в деньгах и скаредничаешь, как последний нищий. Делаешь все, чтобы семья вымерла. Да ты просто потерял рассудок, тебе место в сумасшедшем доме!
— С сегодняшнего дня я запрещаю тебе высчитывать! — возмущается маман. — Тиция! Ты сожжешь свой календарь!
— Именно так! — поддерживает ее Гермес. — Слава богу, что мы спросили, теперь у нас полная ясность. Отныне ты считаешь только до двух! Слышишь? Каждый второй день будешь оказывать внимание жене!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107