Наложила немного косметики, чтобы было не так заметно, как опухло от слез лицо. А теперь — как бы одеться для этого разговора, при мысли о котором ей становилось дурно?
«Одежда может быть как оружием, так и щитом».
Так он ей как-то сказал. Интересно, сам он тоже одевается, руководствуясь этим принципом? Сегодня Эйми не хотелось наряжаться. Ей просто хотелось, чтобы это утро как можно скорее закончилось и чтобы она оказалась дома. Эйми выбрала брюки капри наиболее приглушенного цвета и не стала надевать украшения.
Теперь женщина в зеркале представляла собой нечто среднее между тем, какой она была до прибытия на Сент-Бартс и какой стала после.
Она повернулась и вышла из комнаты.
Он сидел на кухне, на одном из высоких табуретов, рядом с конфорками. Эйми так и застыла. Она не ожидала его здесь увидеть.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Вид у него был изможденный. На нем была та же одежда, что и прошлой ночью: темная рубашка и черные шорты. Эйми вспомнила, что на всех фотографиях Байрон был одет в мрачные цвета. Значит, даже то, что носил Ланс, было ложью.
Неожиданно она вспомнила первый день, когда Ланс открыл дверь. Вспомнила его яркую рубашку, улыбчивость, смеющиеся глаза.
Как же странно видеть щеки, нос и выразительные брови Ланса на другом лице! Разница была поразительной. И дело даже не в отсутствии бородки, не в том, что волосы другого цвета. Это сдержанное выражение лица, несколько скованная осанка… Это был совершенно другой человек.
Эйми сразу подумалось, что с актерами всегда так: в фильме они одни, а когда у них берут интервью — совсем другие, не похожие на своих героев.
Байрон тоже заметил, как она изменилась, и на секунду в его взгляде скользнуло то ли неодобрение, то ли угрызения совести.
— Я приготовил кофе, — сказал он ничего не выражающим голосом. — Тебе налить?
Она покачала головой:
— Я сама налью.
Значит, Ланса тоже больше нет, подумала она, потянувшись за чашкой. Когда она наливала кофе, руки ее тряслись. Она потеряла и любовника, и друга. Снова вернулась боль. На глаза ей набежали слезы.
— Я чувствую себя так, будто он умер. Словно я влюбилась в чудесного человека, благодаря которому испытала то, чего никогда прежде не испытывала, почувствовала, что живу и что счастлива. А вчера ночью… он умер. И не осталось даже тела, над которым я могла бы поплакать.
— Ах, Эйми!
Она услышала, как он подошел к ней из-за спины, и попыталась отстраниться.
— Не надо, — сказал он, обняв ее сзади. — Дай мне обнять тебя. Пожалуйста. На одну секундочку.
— У тебя его голос, — прошептала она, прикоснувшись к его рукам. — И обнимал он меня точно также. Если закрыть глаза, то можно представить…
— Пожалуйста, не плачь. Пожалуйста. — Он слегка раскачивался, прижавшись щекой к ее затылку. — Мне ужасно жаль, я даже сказать не могу как.
— Не отпускай меня. — Эйми повернулась к нему и, крепко зажмурив глаза, обняла. Байрон долго держал ее в объятиях, пока она горько рыдала, выплакивая горе. Наконец ее всхлипы затихли.
— Лучше? — спросил он.
— Немного. — Она выпрямилась и смахнула со щек слезинки. — Зря только косметику накладывала.
— Ты и так хорошо выглядишь. — Он помог ей вытереть слезы.
Она заглянула ему в глаза. У него были синие глаза, а не карие. Они оба замерли. Его взгляд скользнул по ее губам, и Эйми поняла, что он хочет ее поцеловать.
Она покачала головой и отвернулась. Байрон кивнул, приняв ее отказ. Затем, прямо у нее на глазах, его лицо вновь утратило всякое выражение. Нежное участие вперемешку со страстным желанием превратилось… в ничто. В мгновение ока он принял такой же скучающий вид, как и на фотографиях. Эйми не могла не подивиться этому перевоплощению.
Байрон повернулся и снова направился к табурету. У него даже походка изменилась: он держался более прямо и сдержанно, совсем не как Ланс. У него была королевская походка, походка человека, привыкшего, что все его пожелания выполняются беспрекословно.
— Нам нужно кое-что обсудить, — сказал он. Голос его, так же как и лицо, ничего не выражал.
«Кое-что обсудить»? Мягко сказано! Ну ладно: если он решил, что их беседа будет чисто деловой, может, это к лучшему. С чашкой кофе в руках она взяла табурет и поставила напротив его табурета.
— А повестку дня ты не напечатал?
На минуту в его глазах проскользнуло смущение.
— Ты имеешь потное право сердиться. Единственное, в чем я могу тебя уверить, так это в том, что фотографу не удалось запечатлеть твое лицо. Никто не узнает, что это ты была со мной прошлой ночью.
При этих словах Эйми испытала облегчение. Правда, это не уменьшило горя и боли утраты от потери Гая, но хотя бы одним унижением стало меньше. Если не считать того, что теперь во всех лавках люди будут глазеть на ее большое, толстое, жирное тело. Правда, части тела, запрещенные цензурой, скроют, но живот, бедра и дряблые ягодицы останутся открытыми. И наверняка фотограф успел сфотографировать ее задницу, когда она бежала вверх по лестнице. Она вновь испытала мучительную неловкость.
— Прости. — Байрон потянулся было к ее руке, но Эйми ее вовремя отдернула. Он вздохнул и снова принял скучающий королевский вид. — Знаешь, все пройдет. Конечно, первое время будет неприятно. Но потом эти подонки примутся за кого-нибудь другого, и все об этом забудут.
— Но я-то не забуду, — тихо произнесла она.
Он отвел глаза:
— Я не смогу отвезти тебя в аэропорт, как мы договорились.
Они договорились, что в аэропорт ее отвезет Ланс.
— Я найму тебе такси. Она кивнула.
— Я хорошо заплачу шоферу, и он будет молчать, пока ты не уедешь. Как только опубликуют эти фотографии, все на острове узнают, кто здесь живет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79