Кагэбэшники мордовались с ментами за вакансии в новых силовых структурах, а на улицах мерялись силушкой братки из провинциальных «бригад».
В этой свистопляске Сережа Дубанов начал терять темп, как марафонец, затертый в толпе бегущих. И вперед не выпускают, и сойти с дистанции глупо, сил работать ногами и локтями уже нет, а остановишься — затопчут. Он уже давно избавился от студенческой худобы, приосанился и округлился, давно притупилась детская радость от возможности купить все что заблагорассудится, а поездки от Канар до Таиланда убедили, что хорошо везде, были бы деньги.
Сергей стал мечтать о стабильности, в душе понимая, что таковой в его среде нет и быть не может. Политика и бизнес в Москве напоминали гонки на горных велосипедах, пьяные от адреналина участники крутили, что есть силы крутили педали, и хруст чужих шейных позвонков только добавлял остроты ощущениям. Дубанов оказался заложником околокремлевских баталий, и никаких шансов выйти из этой адовой гонки у него не было.
Случай удалиться на безопасное расстояние представился неожиданно. В клубе, где время от времени собирались питерские, зашел разговор о структурной реформе, что на обычном языке означало новый раунд передела собственности. Западные банкиры устали давать деньги под идею демократии и потребовали реальных бизнес-планов. Требовалось срочно принимать меры, чтобы деньги не достались чужакам. Тех, кто приобрел заводы и прочую недвижимость за ваучерные бумажки, решили приговорить к раскулачиванию. Новое племя реформаторов, внуки комиссаров, мыслило категориями рынка и монетаризма. Заводы решили попросту банкротить и скупать за копейки, работяг выгонять на улицу, детские сады и прочие нерентабельные пережитки социализма спихивать на баланс мэрий. Для проведения второго раунда приватизации в провинцию решили бросить десант управляющих, как когда-то Ленин продотряды.
Сутулый очкарик, успевший побыть министром финансов, в результате чего открыл собственный банк, разложил на столе листки с диаграммами и схемами. Все стали бурно обсуждать структуру потока реальных денег, уровень рентабельности и прочую экономическую заумь. Дубанова по привычке оттерли в сторону и в дискуссию не вовлекали.
— Слушай, ты же у нас калининградский? — неожиданно спросил одутловатый карапуз.
«Сука! Я, выходит, уже не питерский», — подумал Дубанов и обреченно кивнул.
— Надежный парень, я гарантирую, — подал голос тот, кому Дубанов в девяностом году помог заработать первые сто тысяч, отмыв черный нал за два вагона кашемировых пальто, ввезенных под видом секонд-хэндовского тряпья.
Бывший министр финансов сморщил лицо отличника-дегенерата, посмотрел на Дубанова сквозь толстенные стекла очков и кивнул. Он ткнул пальцем в квадратик на схеме, в котором бисерным почерком было написано: «Калининградская свободная экономическая зона». И вопрос больше не обсуждали.
В «Балтийском народном банке» Дубанову по уставу принадлежало двадцать процентов капитала. И все эти деньги он вложил до копеечки. Заказные статьи не врали, все пришлось делать самому и за свой счет. Помещения, разрешения, согласования и «крышевание», закупка оргтехники и банкеты для местных князьков, сауны с девочками и пьянки с мужиками из администрации — все проплатил из собственного кармана. А московские друзья выжидали, ни лично, ни финансово не поддерживая своего полпреда.
Год назад неожиданно для всех (но не для Дубанова) в банк пошли первые деньги из немецких банков. Покрутились, ушли в Москву, там прокрутились в ГКО, вернулись обратно и ушли за кордон в счет оплаты каких-то контрактов. У местных потекли слюни и резко прорезались когти. Это из московских высей казалось, что Дубанов был местным, а калининградская знать считала его блудным сыном, который вернулся в родной дом, а что на хвосте принес, еще неизвестно.
Пришлось срочно брать на должность начальника кредитного управление племянника шефа налоговой инспекции. Как всякий родственник великого человека, племянник оказался личностью никчемной и до безобразия глупой. Дубанов выделил ему фонд на кредиты, заранее списав в убыток как представительские расходы. Племянник швырял кредиты направо и налево, понятия возврата и эффективности инвестиций ему были неведомы, но местные, решив, что все сделано по понятиям, Дубанова признали и оставили в покое.
А русско-немецкие деньги летали через банк, как пули над нейтральной полосой. Дубанов кое-что понимал в отечественных финансах и быстро сообразил, что его банк очкарик-дегенерат превратил в один из каналов отвода денег за кордон. Судя по давлению в трубах системы, долго работать банк не сможет. Либо деньги кончатся, либо трубы разорвет.
В связи с этим Дубанова особенно беспокоил неожиданный визит Корзуна, личности достаточно темной: одной ногой стоял в бизнесе, другую никак не убирал с Лубянки. Своего конторского прошлого не стеснялся, наоборот, любил при случае козырнуть. В финансовой системе очкарика он выполнял функции старшего инквизитора и папского нунция одновременно. Целями визита, кроме дармового загула, могли быть либо сбор компромата перед отставкой, либо контроль на месте за особо опасной операцией. Последнее еще хуже, потому что, по традиции,, завещанной дедами, концы внучата-реформаторы рубили так, что во все стороны летели кровавые брызги.
На столе мелодично запел зуммер. Дубанов очнулся и протер глаза. Бросил взгляд на часы. Оказалось, почти сорок минут просидел, загипнотизированный танцем рыбок в гигантском аквариуме. Поставил в кабинете, повинуясь моде и совету врача:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163