Изучение кратковременного, но столь насыщенного событиями швейцарского похода дает достаточно оснований для такого вывода. И если этого не случилось, если поставленные перед походом цели не удалось осуществить и армии пришлось с трудом пробивать себе дорогу из окружения, – в этом повинны неблагоприятные факторы, новые беды, в изобилии выпавшие на долю русских войск.
Пресловутое суворовское «счастье» решительно покинуло на этот раз измученного, преданного союзниками и собственным императором полководца. В этом была своя глубокая закономерность. Война 1799 года вряд ли могла закончиться полным поражением Франции. Суворовский гений и изумительные боевые качества воодушевленных им солдат могли еще не однажды склонять на свою сторону военную фортуну. Но за плечами Суворова стояли монархические Россия и Австрия, стоял тяжкий реакционный режим, который должен был, в конечном счете, проявить свое бессилие перед идеями французской буржуазной революции и несомыми ею экономическими изменениями. Правда, это уже не был период расцвета революции. Задушив ее, наполеоновское правительство «сохранило только те результаты революции, которые были выгодны крупной буржуазии». Но все же обездоленным массам мерещился на остриях штыков французских солдат прежний лозунг: «Мир хижинам, война дворцам!»
В этом была сила республиканских армий, их преимущество над метавшимся в узах феодального режима, но крепко прикованным к нему Суворовым. Только когда французские знамена окончательно перестали быть средоточием общих надежд, и власть французов в глазах всего света из источников нового, свежего социального порядка сделалась очевидным ярмом для других наций, когда зарвавшийся завоеватель возмечтал покорить могучий русский народ, – только тогда созрели предпосылки для поражения Наполеона.
К тому же в 1799 году борьба развертывалась на отдаленных театрах войны; она еще не грозила сердцу России, ее национальной самостоятельности. «Мальчик», которого хотел унять Суворов, обрушил свою угрозу на Россию в 1812 году. Тогда-то русский народ и его армия с полководцами из великой школы Суворова – Кутузовым, Багратионом и другими – осуществили полный и абсолютный разгром Бонапарта, поведший к падению его империи.
Поэтому не то удивительно, что Суворов не осуществил оккупацию Парижа. Удивительно то, что он так успешно сражался против, республиканцев, начальствуя над солдатами, которыми не двигали их собственные классовые идеи или интересы, которые были в своей отчизне бесправными и закрепощенными и в которых он сумел все же разжечь такое чувство воинской доблести и доверия к полководцу, что их стойкость оказывалась выше стойкости их противников.
Из числа французских крепостей, продолжавших оказывать в Италии сопротивление, наиболее сильной была Тортона. Поражение французов под Нови лишило гарнизон этой крепости почти всякой надежды на освобождение. Тем не менее Тор– тона не сдавалась. Осада принимала затяжной характер, и Суворов в нетерпении начал приготовления к штурму. Тогда комендант крепости предложил заключить перемирие на двадцать дней, с условием, что если до конца этого срока французская армия не явится на выручку Тортоны, крепость капитулирует на почетных условиях. Суворов рассчитал, что пробитие брешей в толстых казематированных постройках крепости отнимет тоже немалый срок, и, дабы избежать потерь, принял 22 августа предложенные условия.
Выяснив неизбежность швейцарского похода, Суворов не счел возможным терять время под Торговой.
За три дня до истечения срока перемирия, 8 сентября, русские войска двинулись к Сен-Готарду. Но в тот же день под Горгоной показались колонны французов, шедшие на освобождение крепости. Хотя формально фронт в Италии держала уже исключительно австрийская армия, хотя в Швейцарии австрийцы показали пример вероломства, Суворов приказал повернуть обратно. Увидев возвратившиеся русские корпуса, Моро снова отступил в горы. Тортона в назначенный день сдалась австрийцам, но русские потеряли несколько дней. Вместо 8 сентября они выступили 11-го, а эти три дня как. нельзя лучше сумел использовать в Швейцарии Массена.
Французский главнокомандующий основал свой план на том, чтобы разбить Римского-Корсакова и Готце до появления Суворова. Фельдмаршал проник в его замыслы. Он убедился уже, что имеет дело с необычайно решительным противником, использующим каждый благоприятный шанс. (Командирами дивизий у Массены были столь же энергичные полководцы – Сульт, Мортье и др.) Он уважал отвагу и энергию французов и поэтому отлично уяснял себе, какой опасности подвергаются союзные войска в Швейцарии.
Вынужденное возвращение к Тортоне отняло три дня, Суворов решил возместить их быстротой марша. За пять суток его войска прошли 150 верст и прибыли в город Таверно, у подножья Швейцарских Альп. По договоренности с Меласом, русские должны были получить здесь двенадцатидневный запас продовольствия и 1 430 мулов, на которых предстояло везти в горах вьюки и артиллерию. Ни того, ни другого австрийцы не приготовили.
Суворов пришел в неистовство. «Нет лошаков, нет лошадей, а есть Тугут, и горы, и пропасти, – писал он Растопчину и с злой иронией добавил: – но я не живописец». Он разослал курьеров к Меласу, к Павлу, к австрийскому императору, возмущался «двусмысленными постыдными обнадеживаниями» своих союзников, негодовал, что «Тугут везде, а Готце нигде». У него все сильнее крепла мысль, которую он через полгода высказал Фуксу:
– Меня выгнали в Швейцарию, чтобы там истребить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101