Галлера и о К. Лампрехте упоминает весьма редко. Но патримониальная теория служит для него «точкой отталкивания», а врагом является живая вотчинная теория.
Г. Белов пытается дать положительное построение противоположное вотчинной теории. Посмотрим, что же он противопоставляет этой теории?
Чтобы опровергнуть тезис вотчинной теории о замене в послекаролингское время системы «общего государственного подданства» вотчинной зависимостью, Белов старается доказать, что подданство королевской власти со стороны всего населения государства, в том числе и со стороны крестьянства, никогда в средние века в Германии не исчезало. Для этого он пускается в сомнительное, по научной объективности, исследование положения крестьянства и приходит к выводу (к которому пришли уже задолго до него Каро и др.), что свободное крестьянство существовало в течение всех средних веков и что падение старой свободы непосредственно соприкасалось с рождением новой (коммутация ренты).
Г. Белов считает в подлинном смысле свободными тех зависимых крестьян, которые сидели на помещичьей земле и имели возможность с нее уходить. При этом он утверждает, что невозможно провести строгую грань между свободными и полусвободными, что, по его мнению, служит еще одним аргументом в пользу концепции распространения свободы в средние века. Но этим Белов только опровергает самого себя: невозможность провести такую грань лишь свидетельствует о том, что все крестьяне были феодально эксплуатируемы. Г. Белов ни в какой мере не поколебал «долго господствовавшее заблуждение», что «в средние века были только „господа и слуги“. Те, кого он считает не господами и не слугами, являлись на самом деле людьми эксплуатируемыми в такой же почти степени, как и „слуги“.
Ложным является и основной вывод Белова, что значительная масса населения, в том числе и многочисленные слои крестьянства, находились в период «феодализма» (т. е. в X – XIII вв.) в публично правовых отношениях к королевской власти. На самом деле в прямых отношениях зависимости от короля были только крупные феодальные землевладельцы и некоторая часть средних и мелких феодалов. Из крестьян в зависимости от короля (т. е. в непосредственной эксплуатации со стороны фиска) были только те, кто сидел на землях домена, и в некоторой степени крепостные церкви.
Дальнейшее «исследование» Белова имеет еще меньшую научную ценность. Чтобы доказать «публичный» характер средневекового германского государства (под государством он понимает только королевскую власть с подчиненными ей органами), он пускается в толкование названий Reich, Land, королевских и императорских титулов, эмблем и инсигнии и приходит к выводу, что они от начала и до конца представляли понятия, «сугубо публичные». Особенно убедительным, по его мнению, аргументом публичности средневекового государства являлось наличие различного рода регалий, служивших по самой своей природе прерогативой короля и передававшихся только его именем. (Заметим, что факт отчуждения королем регалий как своей собственности скорее служит аргументом в пользу патримониальной теории). По мнению Белова, если и существовала в средние века другая государственная власть, кроме королевской, то только по мановению последней, в результате получения от нее своих полномочий. Подняться само собой из землевладения и вотчинных отношений никакая истинно государственная власть, по его представлению, не могла.
Подобно тому, как в теологии божество, а у Гегеля «абсолютная идея» не саморождается, а только перевоплощается, так и у Белова перевоплощается государственность. Она может только трансформироваться, но не способна появиться заново. Приобретение крупными вотчинами элементов государственности – следствие получения ими от короля иммунитетов (публичных полномочий), регалий и пр. Образование территориальных княжеств (в государственном характере которых не приходится сомневаться и Белову) – результат сосредоточения в руках князей публичных графских прав.
Исходя из всего этого, Г. Белов дает следующее определение государства: «...государство – учреждение, посвященное целям, образующим высший, всеобщий, единый интерес». При этом Г. Белов с похвалой цитирует следующие слова из диссертации некоего А. Альбрехта: «Монарх живет высшей, чем простые смертные, идеей». Это уже по существу обожествление личности монарха.
Но интересы борьбы с патримониальной теорией заставляют Г. Белова считать короля, несмотря на всю его святость, всего лишь органом и слугой государства.
Весьма убедительным аргументом против патримониальной теории он считает тот факт, что «государственность» существовала и проявлялась независимо от личности короля в периоды междуцарствий, во время королевских выборов и т. п.
Феодализм у Г. Белова рассматривается в полном соответствии с его «публично-правовой» концепцией государства. Автор не соглашается с тем мнением, которое характеризует феодализм как «перерыв государственных связей подчинения и зависимости» «Чисто государственные» связи и отношения существовали, по Г. Белову, несмотря на ленную систему и вопреки ей.
Корни и существо феодализма Г. Белов видит в пресловутом отчуждении «верховных прав» (Hoheitsrechten). «Верховные права, передаваемые от лица государства князьям, не теряли своего публичного государственного характера» (там же, стр. 275); следовательно, феодализм «не устранил государство», а только видоизменил его. Феодализм оставлял достаточно места для «чисто государственных отношений».
Г. Белов воюет против объяснения феодализма «хозяйственными условиями».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87