– Добрый боцман в одном несомненно прав, милый Каспер, – отозвался из глубины своего кресла отец Тидеман, – не вешай носа, мальчик!Каспер, однако, сидел пригорюнившись. Подумать только, он сейчас всего в двух часах езды от Митты! А разлучатся они на целый год! Многое может случиться за это время… А что, если девушка решит, что Каспер забыл о ней? Нет, нет, Митта слишком хорошо его знает, она не заподозрит ничего дурного!Миколай Коперник уже несколько минут сидел, внимательно наблюдая за юношей.– Я обещаю тебе, Каспер, – сказал он, обхватив плечи своего молодого друга, – что, приехав в Краков, разыщу дочку профессора Ланге и расскажу ей, что ты ее любишь, что был лишен возможности написать ей и что через короткое время ты к ней вернешься…Каспер, сбросив руку Учителя с плеча, вскочил, как ужаленный.– Вуек! – только и мог он выговорить с укором. Вот, значит, о чем намедни шептался пан Конопка с обоими канониками!Потом, не щадя своего старого наставника, Каспер, весь побагровев, выпалил:– Если бы его преосвященство знал, как ты болтлив, то навряд ли дал бы тебе столь серьезное поручение!Бедный боцман смущенно подергал усы.– Это я от любви, Касю… Я сказал его преподобию, что нужно же как-то дать знать барышне, потому что… Я ведь знаю… – И, в конце концов смутившись, замолчал.– Паном Конопкой руководили самые лучшие чувства, – вмешался в разговор отец Тидеман. – И не будем больше к этому возвращаться.Небо за окном синело, голубело, потом стало сине-зеленым и, наконец, порозовело. Где-то с противоположной стороны всходило солнце.«Ночь прошла. Много ли еще ночей мне придется провести здесь, в Лидзбарке?» – подумал Каспер растроганно. Злость на Вуйка рассеялась так же внезапно, как и вспыхнула.Точно прощаясь, Каспер обвел взглядом беленые стены, простой, сбитый из досок стол, большое дубовое распятие в углу и два маленьких – у изголовий кроватей. Взгляд его остановился на писанном маслом изображении святого Кристофора, переносящего через реку младенца Иисуса.– Я давно хотел вас спросить, отец Гизе, и тебя, Вуек, не прикрасил ли меня, по своей доброте, отец Миколай? Можно ли, глянув на это изображение, сказать, что это Каспер Бернат?Студент задал вопрос Тидеману Гизе и пану Конопке. Отозвался, однако, сам отец Миколай.– Я, возможно, уже безнадежно отстал от живописи или утратил к ней всякий вкус, – сказал он, – потому что, говоря по чести, считаю этот портрет лучшим из всех, какие я когда-либо писал. Только лицо у тебя здесь сердитое, милый Каспер. Видно, вода была очень студеная или маленький Ясь слишком сдавил тебе ручонками шею… Однако мне кажется бесспорным, что каждый, поглядев на портрет, тотчас же узнает Каспера Берната…– Да, да, вот и браневский бургомистр, как только вошел, тут же закричал: «Э, да это тот юноша, что помогает отцу Миколаю наблюдать звезды!» – отозвался пан Конопка. – Он вчера вечером искал тебя, Каспер, хотел взять письмо в замок Мандельштамм…– Вот как? – спросил Коперник с интересом и, переглянувшись с отцом Тидеманом, добавил: – Так помните, друзья, никому ни о чем ни слова! А теперь надо вам хоть немного отдохнуть. Поговорим после поздней обедни.Как только за обоими канониками закрылась дверь, студент и боцман в одно мгновение скинули с себя одежду.– Не кажется ли тебе, Вуек, – сказал Каспер, – что отец Миколай недолюбливает Филиппа Тешнера? Или мне это только почудилось?– Почудилось! – сказал пан Конопка сонно. – Ну, спать так спать!– А ведь его преосвященство очень благосклонно относится к бургомистру… Помнишь…– Еще бы – не благосклонно! – перебил Каспера Вуек. – Только что же ты откровенничаешь с таким старым болтуном?Соскочив с кровати, юноша подбежал к пану Конопке и, как в детстве, потерся носом о его плечо.– Не буду больше, не сердись! – сказал он жалобно.– И до чего же он прост в обращении, этот Филипп Тешнер! – рассуждал вслух боцман. – А ведь он – подумать только – браневский бургомистр! Да это, считай, один из богатейших городов Вармии! Быть браневским бургомистром – это знаешь… – Пан Конопка покачал головой. – Но никто его преосвященство за это не осудит: все-таки как-никак своя кровь… Родной сын…– Своя кровь? Родной сын? – с недоумением переспросил Каспер. – Ты о чем это?– Матка бозка, да этот телок до сих пор не знает, что Филипп Тешнер – сын вармийского владыки! Только на свет он появился, когда епископ был еще безвестным учителем… Вот директор школы – отец девушки – и не захотел выдавать за Ваценрода девушку. Дело в том, что ганзейские богатые купцы Тешнеры – родня директора – были против этого брака. А к тому времени, как Лукаш Ваценрод получил богатое наследство, было уже поздно: бывший жених принял сан…– Ну, знаешь, я хоть и просил у тебя прощения, но ты все-таки болтун, Вуек… Откуда у тебя такие сведения?– Да Езус сладчайший, все это знают! Наша стряпуха Аделя и та знает! А на отца Миколая ты напраслину возводишь… Вот Тешнер – другое дело: тому есть за что не любить отца Миколая; все же он, Тешнер, как-никак родной сын, а все милости, вся любовь – племяннику… Ну, давай соснем хоть часок!Заснуть в то утро ни Касперу, ни пану Конопке так и не удалось. Двор замка понемногу заполнялся топотом, шумом голосов, из кухни потянуло дымком и запахом жареного мяса, но не это помешало боцману и студенту. Закутавшись в одеяла, они оба уже повернулись к стене, когда раздался осторожный стук в дверь.– Войдите! – с досадой сказал боцман.Вошел Филипп Тешнер.– Даже навлекая на себя ваше неудовольствие, я решаюсь все-таки повидаться с вами, – сказал он вежливо. – Я искал вас с вечера, но не застал… Какой хороший портрет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148