Если даже продавец несколько преувеличил, все равно это был потрясающей красоты цветок. Ничке карандашом отметил на полях сорта, которые собирался приобрести. Георгины цветут осенью, в печальное время года, когда природа отдыхает от трудов. И вот в один из холодных и осенних дней на фоне увядающих листьев и пожелтевших газонов вдруг расцветает такое чудо. Это будет настоящим триумфом сил природы и красоты над временем, разрушением и смертью!
Точное, яркое и поэтичное жизнеописание каждого сорта завершалось сухой, деловой информацией о его продажной стоимости, обозначенной в ценах за штуку, десяток и сотню штук. Клубни таких замечательных отборных экземпляров георгин стоили дорого, даже очень дорого, но господин Ничке с этим не посчитался. Те, кто был хорошо с ним знаком и знал Ничке как очень экономного человека, наверно, удивились бы его расточительности. Но все дело в тем, что господин Ничке просто очень любил цветы.
И вот снова наступил прекрасный день. Один из тех, которые называют «кристальными» или «прозрачными, как хрусталь», так как их хочется сравнить с Чем-то безупречно чистым и совершенным. Была как раз пятница – день рождения господина Ничке. Ночью шел дождь. Ничке слышал шум дождя и, проснувшись около часу ночи и потом уже под утро и предполагая, что будет слякоть, решил встать немного позже обычного, и вдруг такая неожиданность! Отдернув занавеску и открыв окно, чтобы убедиться в правильности своих предположений, Ничке увидел свой сад, исполненный непостижимого очарования. В идеально прозрачном воздухе он сиял всеми мыслимыми красками. Ничке стоял у открытого окна и чувствовал, как его охватывает какое-то торжественное и одновременно радостное возбуждение. И длилось это долго-долго. Господин Ничке ни о чем не думал, он был счастлив.
И тут вдруг в глубине его бездеятельного в эти мгновения мозга мелькнуло какое-то смутное и не очень приятное воспоминание о давнем и таком же ясном, как и это, утре тех лет, когда господину Ничке нередко случалось вставать очень рано; но воспоминание это словно его и не касалось, слезно господин Ничке от кого-то узнал, что кто-то из его добрых друзей именно в такое утро пережил трудно объяснимое и непонятное огорчение. Все вокруг – и воздух, и деревья, и земля – было наполнено неумолимым птичьим гомоном. В нем нельзя было различить ни отдельных голосов, ни даже звуков – все птичьи голоса слились в сплошную, столь же неизъяснимо совершенную музыку, сколь совершенны воздух, которым мы дышим, и вода, которую пьем.
Четверть часа спустя господин Ничке пережил новую, но на этот раз вполне конкретную и поэтому еще более волнующую радость: в его саду после ночного дождя произошло чудесное превращение. В течение одной этой ночи все, что в нем было посажено, вдруг рванулось вверх с такой невероятной стремительностью, как бывает, пожалуй, лишь в трюковых кинофильмах. Вот, например, помидоры. Он посадил их четыре дня назад и поливал дважды в день, но у них еще вчера после обеда был весьма невзрачный и блеклый вид. Сейчас они стояли ярко-зеленые, толстые, сочные стебли выпрямились, а мясистые листья и ветки торчали так, словно их развесили на невидимых, сильно натянутых нитках, они жили, дышали, пили воду, поглощали солнечный свет. А вот и фасоль, первые ростки которой еще две недели назад доставили господину Ничке столько радости, – теперь эта фасоль стояла, как лес. Растения выстроились ровными рядами, словно деревья в питомнике или солдаты на смотру. Даже холода, которых он так опасался, не помешали им; взошедшие сначала неравномерно всходы сейчас выровнялись, отстававшие слабые растения окрепли, и все оделись в новый, ладно скроенный наряд из листьев. Каждое растение само по себе было прекрасно, и хотя все они были похожи друг на друга, все же каждое было существом глубоко индивидуальным и имело свое собственное лицо, несмотря на то что листья их по форме и окраске следовали одному образцу. Ничке мог радоваться: «Прекрасная у меня фасоль, удалась на славу! Скоро должна зацвести». Он не знал точно, когда это произойдет, но, наверно, скоро. Вчера он приметил, что одно растение пустило первый ус, а вот сейчас даже поразился, как этот ус вырос за одну ночь, – ну конечно, вчера он был еще так далеко от торчащей рядом подпорки, а сегодня уже цепко обвился вокруг нее.
Что за инстинкт, какая мудрость руководит простой фасолью и заставляет ее безошибочно выполнять все, что необходимо для жизни и размножения? Ничке присел возле растеньица и долго рассматривал его, он даже коснулся пальцем его шершавого, словно бы покрытого мельчайшей щетинкой усика и погладил его.
Сегодняшнее утро было примечательно еще одним событием. Покинув делянку фасоли, Ничке отправился на свою «передовую» – к грядкам с редиской, луком и салатом. Одна из грядок уже много недель пустовала, но Ничке все равно полол ее и поливал. Месяц назад он посеял тут петрушку и наперед знал, что ожидать ее придется долго. Однако срок, указанный на пакетике с семенами, давно прошел, и господин Ничке уже примирился с мыслью, что грядку придется перекопать. Впрочем, убыток был невелик. И вот сегодня, оплаканная и уже немножко позабытая, петрушка взошла! Правда, пока это было не особенно эффектное зрелище: невзрачные, едва приметные, прерывавшиеся во многих местах зеленые следы обозначали линию посева. Но как обрадовался господин Ничке, что этим тщедушным слабым зернышкам все же в конце концов удалось осилить гнетущую тяжесть земли.
В это прекрасное утро Ничке не работал в своем саду. Он только осматривал растения, удивлялся им и радовался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35