Прислушайся к ним, иначе завтра печаль завладеет тобой. Он не должен сражаться на поле чести, когда наступит рассвет. Он умрет, если возьмет оружие вместо другого. Пожалуйста, дитя, послушай.
Эйтин направилась к Эвелинор.
– Я всегда слушаю, бабушка. Твои слова указывают нам путь.
Когда она подошла, Эвелинор переложила длинную ветку боярышника из правой руки в левую, чтобы погладить Эйтин по щеке.
– Моя прекрасная дочь, дитя камней, страшная опасность надвигается на нашу землю в образе леопарда. Человек великого могущества, он разрушает, калечит, его жестокость оставляет после себя воронов пировать на телах мертвых, красные реки текут там, где он прошел. Ты, и только, ты можешь остановить его, не дать стереть с лица земли Глен-Эдлах и Глен-Шейн. Ничего не останется – ничего. Наши замки будут разрушены, наши женщины изнасилованы, наши мужчины жестоко убиты. Эти две долины истекут кровью.
Слезы катились по гладким щекам без морщин, вызывая отклик тех же чувств внутри Эйтин.
– Скажи мне, что я должна делать… что происходит? Я не понимаю, о чем ты. Почему мы в опасности?
– Твой мужчина будет сражаться завтра… если ты не остановишь его. Если он будет сражаться, он умрет. Перед своим последним вздохом он убьет другого – справедливо, но для леопарда это не будет значить ничего. Он придет с огнем и мечом, и оба клана – Шейнов и Огилви – погибнут.
– Эвелинор, я верю тебе, но я не понимаю… этот леопард… король Эдуард? Зачем ему уничтожать наши кланы? Он послал своих Драконов, чтобы захватить эти долины.
– Верно, но это было наказание, не награда. Он отправил сюда графа Шеллона в наказание за то, что тот осмелился поднять на него руку. Утром Шеллон захочет выйти на поле чести, чтобы отомстить за свою леди. Это верный путь. Так и должно быть. Леопард примет Шеллона как посланника справедливости. Только лорд Рейвенхок пожелает занять место Шеллона, сразиться вместо него. Он не должен. Леопард воспримет это как оскорбление. Пусть ничья рука не отвернет тебя от этой цели – ты должна остановить его. Сделай что можешь – чего бы это ни стоило, – но он не должен сражаться вместо Шеллона. Он умрет. Мы все умрем…
– Мне бы следовало поколотить тебя до потери разума! – прогремел голос, нарушив важность момента – Но опять-таки это означало бы, что он у тебя есть, в чем я сильно сомневаюсь, леди!
Потрясенная настолько, что едва могла дышать, Эйтин повернулась и увидела разъяренного Деймиана, решительно шагающего между грядками.
– Последний человек, кого я хотела бы видеть, – сэр Тугодум, – тихо пробормотала она Эвелинор.
Только когда Эйтин повернулась к старой колдунье, той уже не было, она исчезла так же, как и пришла, – с туманом. Эйтин заморгала, почти испугавшись, что сходит с ума и все это ей привиделось, настолько странными были слова Эвелинор. Опустив глаза на веточку в своей руке, Эйтин воззрилась на желтые цветки. Она заставила пальцы расслабиться, чтобы не помять нежные лепестки, пока силилась постичь смысл предостережения своей наставницы. Эйтин было прекрасно известно, что не стоит пренебрегать любым предсказанием Эвелинор. Но на то, чтобы постигнуть чудовищность непреклонного предостережения, Эйтин требовалось время. Ей необходимо было немного побыть одной, дабы осознать все это, попытаться осмыслить запутанные слова.
– Мне следовало бы отломать ветку от этого дерева и выпороть тебя за глупость!
Все еще дрожа, Эйтин шагнула между разгневанным Деймианом и молодым боярышником:
– Ты не тронешь мое дерево. Любой, имеющий хотя бы каплю ума, знает, что поломать боярышник – значит накликать несчастье на свою голову.
– Тогда я отхлещу тебя рукой. Ты неделю будешь есть свой ужин стоя, Эйтин Огилви. Будешь спать на животе. – Его слова прозвучали скорее обещанием, чем угрозой.
Ох, ну почему этот несносный человек не оставит ее в покое, не даст ей побыть одной, дабы она могла воспользоваться даром ясновидения и понять значение мрачного пророчества Эвелинор? Нет, он примчался сюда, нарушил ее уединение, угрожает ей и ее деревцу. Деймиан вне себя от злости, хотя Эйтин не возьмет в толк почему. Он и в самом деле пугает ее, и ей хочется бежать, но она не может оставить Деймиана из опасения, что он причинит вред боярышнику. Она вызывающе вздернула подбородок и не сдвинулась с места.
– Я не струсила перед грозным Драконом, который изрыгал на меня огонь, обвиняя невесть в чем, поэтому не спасую и перед вами, лорд Рейвенхок. Приберегите свою брань и угрозы для того, кого можно запугать, – парировала она. – Я хочу уехать домой в Койнлер-Вуд. Сегодня же. Хватит с меня своевластных хозяев, которые развлекаются тем, что наказывают женщин. Хватит!
Как только она произнесла эти слова, голос Эвелинор эхом прозвучал у нее в голове. «Он не может сражаться вместо Шеллона. Он умрет. Мы все умрем». Если она уедет в Койнлер-Вуд, тогда некому будет помешать ему сражаться на месте Шеллона. Только на каком месте? Зачем он выйдет на поле чести? Это как-то связано с Тамлин, но Эйтин понятия не имеет, что происходит, и это ее пугает. Очень сильно пугает.
Деймиан помолчал, закрыл глаза, затем набросил узду на свою несдержанность.
– Извини. Мое раздражение родилось из страха, что с тобой что-то произошло. Никто не мог сказать мне, куда ты ушла. После того, что случилось с Тамлин…
– Что? Что именно случилось с Тамлин? Ни ты, ни твой грозный кузен ничего мне не сказали. Возможно, ты теперь лорд Лайонглен, но я все еще баронесса Койнлер-Вуд и не потерплю такого несправедливого отношения. Я… – Слишком расстроенная, она махнула рукой и хотела пройти мимо него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96