Иногда мама из жалости "подстраивает" ей грибы. Найдет беляка, не срежет его, а зовет Машу:
- Машенька, иди сюда, здесь, по-моему, грибами пахнет.
Машка прибегает, и обе начинают нюхать воздух. В конце концов Машка натыкается на белый гриб.
- Ой, ой, белый! Белый нашла!
Но мама уверяет - и я согласен с нею, - что Машка "все отлично понимает".
Вчера в лесу она зовет маму:
- Ой, мама, мама, иди сюда, грибами пахнет!
Мама приходит:
- Где? Да... пахнет...
- Ищи, - говорит Машка. И смотрит на сосенку. А там - два хорошеньких масленыша.
А когда считают дома грибы, подводят итоги, она говорит:
- Это я сама, без запаха нашла!..
То есть без подсказки.
21.9.60.
Вчера хозяйка зарезала одну из куриц, выкормленных нами. Мы с мамой, очень не хотели, чтобы Машка об этом узнала. Сентиментальность? Нет, просто рано еще...
* * *
А сегодня - огорчительное происшествие.
Все утро Маша провела с хозяйкой. Та снимает помидоры, копает картошку, и Машка все время с нею.
Потом мы ездили встречать маму. Я вел навьюченный велосипед, мама и Машка шли по тропинке следом. На картофельном поле, которое уже почти полностью обобрано, Машка - и мы ей в помощь - собирали завалявшиеся маленькие светленькие картофелинки.
Была весела. Во всяком случае, я ничего не заметил. А ее, оказывается, что-то грызло.
У калитки нашего сада она задержала мать и, краснея, сбиваясь, захлебываясь, стала что-то бормотать:
- Мамочка... меня... тетя Женя... кормила...
- Чем кормила?
- Курицей... или петухом...
- И ты ела?
- Да... ела.
- А почему же ты не сказала ей, что тебе нельзя?
- Я сказала... я сказала, что мне не позволяют. А потом все-таки съела.
И тут мама спросила (меня рядом уже не было):
- А почему ты папе об этом не сказала?
- Я боялась.
Позже, в лесу, я заговорил с Машкой на эту тему.
- Почему же ты, доча, мне не сказала, что ела петуха?
- Я боялась.
- Чего ты боялась? Разве мы с тобой не друзья?
- Дрлузья.
- Ты всегда мне говори правду. За правду я тебя никогда не накажу и никогда не поругаю.
Потом я вспомнил, как утром мы с мамой боялись, что Машка узнает о печальной участи выкормленных ею кур и петуха. И спросил у Машки:
- А тебе петуха не жалко было есть?
- Он меня клюнул, - ответила Машка (он ее на днях действительно клюнул за палец, когда она его кормила хлебом). Чудовищно? Жестоко? Нет. Это, конечно, первое пришедшее на язык объяснение, а никакое не проявление жестокости. А может быть, и не первое, может быть, она уже думала, искала оправдание - не перед нами, а перед собственной совестью.
23.9.60.
Сегодня опять сказочное утро. На солнце в 9 часов утра +21°.
* * *
Одевая ее после гимнастики, мама говорила, что вот Маша вырастет, станет спортсменкой, чемпионом СССР, поедет в Рим на олимпиаду, получит медаль...
Машка радовалась, расспрашивала и переспрашивала:
- Какой Рим? Какая медаль? Из чего она сделана?
И вдруг слышу - плачет.
- Ты что? Машенька!
- Бою-у-усь!
- Чего боишься? - спрашивает мама.
- Боюсь! Поезжай со мной.
- Куда поезжай?
- В Рим.
- Зачем?
- Медаль получа-а-ать... Я одна бою-у-усь!..
* * *
Растолковали ей, что такое зима, весна, лето, осень. Слушала, расспрашивала. Дело было в лесу. Вдруг вижу - остановилась, задумалась.
- Маша, ты что?
- Я думаю.
- О чем ты думаешь?
- Я думаю: когда бабушка приедет - зимой или летом?
26.9.60.
Записываю, против обыкновения, вечером. Утром ездили с Машей в Лугу провожали маму. Мама уехала автобусом в Ленинград встречать бабушку.
Двадцать минут Машка не отрываясь смотрела на стекло, за которым восседала ее ненаглядная мамсиночка. Стоило маме отвернуться, даже отвести взгляд в сторону, как Машка начинала кричать:
- Мама, смотри все врем я!
Мама сквозь толстое стекло не слышала. Пришлось мне написать эти слова на бумажке и показать ей.
На рынке зашли в фотографию. Машка сфотографировалась. Не знаю, что получится. Машка сидела скорчившись, улыбалась самым нелепым образом, а когда я пытался вмешаться и придать ей позу более естественную, фотохудожник разгневался и попросил меня выйти из "ателье". Я вышел.
* * *
За ужином. Ест жареную картошку с колбасой.
- Из чего колбаса сделана? Я знаю: из свинины?
- Да. И из телятины тоже делают. И из говядины, из коровы.
- Почему из коровы делают? Она же не кусается и не бодается?!
- Свиньи, - говорю, - Маша, тоже не бодаются...
27.9.60.
В семь часов утра выхожу на кухню, слышу за дверью Машкин голос:
- Папа! Папочка!
Прихожу - сидит в кроватке.
- Ты что, со мной спал? Ты где спал?
- Нет, Машенька, я у себя спал.
- А я с кем?
- А ты одна спала.
Удивилась, испугалась, а потом - обрадовалась: все-таки, значит, уже большая, если одна спала.
* * *
Вчера за обедом привередничала: того не люблю, этого не хочу. Я рассердился, накричал на нее, наговорил много жалких слов, которые на нее, кажется, никак не подействовали.
- Ты знаешь, что я ел, когда был маленький? Кашу с тюленьим жиром!
- А это какой - тюлений?
- Противный. Ты бы его ни за какие коврижки не стала есть.
- А почему ты ел?
- Потому что ничего другого не было. Да и такой каши нам вот по этакой ложечке давали.
Довольна, что отвлек ее от малоприятной обязанности есть фаршированный кабачок.
- Говори еще, какой ты был маленький, что ты еще ел!
- Хлеба нам давали вот по такому кусочку. Чай без сахара...
- А почему без сахара?
- Потому что не было сахара.
- А почему вы не купили?
- А потому, что не на что было купить.
Говорю и сам чувствую глупость и неубедительность, ненужность и бесполезность этой "армии спасения".
В самом деле, ведь не думал же я, не рассчитывал, что она выслушает мои воспоминания о детдомовских временах, покраснеет, вспыхнет, спохватится:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93