Вот и второй. Еще выстрел. Этот остановился, сделав клевок и его затрясло как живого. Нас заметили и часть пушек развернулось, чтобы послать нам смерть.
- Назад, - рявкнул я.
Машина скатилась за холм. Я оглядываюсь и с ужасом замечаю, что Сабировские танки со своим командиром удирают за холмы.
- Сабир, стой, - ору я по русски и по английски.
Но он упрямо уходит. Разворачиваю башню и ловлю луч прицела на его башне. Нажимаю педаль. Его танк буквально разлетелся, бешено изрыгая в небо огонь и черный дым. Остальные машины остановились будь-то уперлись в стенку.
- Лейтенант, - слышу голос Мансура, - остальных не убивай. Они пойдут со мной.
Действительно, танки послушно вошли в ряд к Мансуру и стали маневрировать, выскакивая из-за холмов, стреляя и возвращаясь обратно. Опять вылетаем на холм и не успеваю прицелиться, как рикошетирующий удар по броне звоном отдается в ушах. Вот он обидчик. Получай. Мне уже некогда любоваться, танк скатывается назад. Три танка из моей группы горят на холмах. Прячась за одним из них, выскакиваю на позицию и столбенею. Танковая колонна израильтян раскололась. Одна группа шла на меня, другая дралась с основными силами. Они по всей видимости не знали сколько у арабов здесь сил и бросили сюда танков в двадцать раз больше, чем наших.
- Слушать мою команду, - ору в микрофон. - Отходим на Юг. Мансур, оттягиваем их. Понял. Поэтому старайся стрелять больше из укрытия и отходи.
Мы мотаемся по холмам, отстреливаемся и теряем друзей. Уже нет мандража, одно притупление чувств. Как автоматы выскакиваем, ловим в прицел двигающиеся коробки, выстрел и, если повезет, назад. Нас оттеснили к минному полю. Первым попал на него Мансур. Его танк вместе с грунтом приподнялся и намертво сел с разорванными гусеницами. Нас осталось четверо. Мы уходим в вязкие пески за минным полем. Израильтяне видимо поняли, что мы отвлекаем их малыми силами и повернули обратно.
Вдруг, у одного из наших танков с грохотом отрывается башня и улетает метров на десять в бок. Быстро разворачиваю башню и за минным полем, в полутора километрах, на горке замечаю бетонный бункер с узкими щелями. В одной из амбразур торчит ствол орудия. Черт, наши прицелы на это расстояние не работают. Сволочи конструкторы, не могли бы хотя украсть у них идею. Жить хочется и приподняв ствол на два градуса выше прицельного, навожу перекрестие оптики под пушку. Я должен попасть. Мы стреляем одновременно. Мой танк тряхнуло так, что я врезался глазом в резиновый набалдашник, натянутый на трубку прицела, двигатель заглох, а все снаряды вылетели из своих гнезд вдоль башни. Мы все очумевшие неподвижно сидим в уродливых позах. В ушах воет звон.
- Командир, - разрывая звон, раздался стон в наушниках, - руки, у меня руки...
Мой башнер сидит как орангутанг, упершись лбом в броню и опустив руки. Откидываю люк и выглядываю в сторону горки. Из щелей бункера ползет дым. Рядом с моим танком стоят две машины из их люков высовываются чумазые головы. Я подхватываю башнера за подмышки и с трудом выволакиваю его на раскаленную броню, потом стаскиваю на землю. Руки у него парализованы. Я знаю эту болезнь, болезнь людей прикоснувшимся к броне во время попадания снаряда. К сожалению, это может затянуться. Сержант Ковров может быть безруким навсегда. Выполз механик, он оглох и из носа у него течет кровь.
- Лейтенант, - орет он, - что с вашим глазом? Он у вас заплыл.
С этими словами он свалился у звездочки-колеса и тупо уставился в песок. Подошли другие экипажи. Один русский, другой арабский. Это все, что осталось от нашей маленькой засады.
- У вас работает рация? - спрашиваю у русских ребят.
- Да.
Подхожу к их машине и настраиваюсь на волну Филипенко. Мат и перемат несутся в эфире. Стиль руководства войсками к сожалению у нас традиционен. Докладываю ему обстановку. Майор обрадовался, что я жив и указал место сбора, а в конце добавил: "Мы этих педерастов разнесли в пух и прах".
Механик пришел в себя и сумел со второго раза завести двигатель. Башнера мы затащили на бронь и поползли к месту сбора. На дорогах творилось оживление. Удалось перехватить санитарную машину и сдать им Коврова.
От нашего батальона осталось целыми меньше половины штатных машин. Стали подходить живые с подбитых танков. Приковылял Мансур. Его механик оказался без ног, а ему самому чуть отбило ступни. Лейтенант доволен. Он все время твердит: "Мы победили" и слезы текут по его худым щекам. Действительно, есть отчего плакать, это первая серьезная победа египтян.
Меня вызвал к себе Филипенко.
Еду в "летучке" и ощущаю себя в ней как яйцо в кипятке... Несколько израильских "фантов" пролетают над нами и чувствуется, что горечь поражения они хотят отыграть на чем-то. Впереди забили зенитки. Небо облилось грязью черных пятен - разрывов. "Фанты" не стали рисковать, сделав несколько кувырков в небе они заметили наш "ЗИС".
- Гони, - кричу шоферу, высунувшись на половину из кабинки.
Сзади лопнул взрыв. Мы несемся, а за нами, приметная ото всюду, туча пыли и песка.
- Стой.
Машина затормозила и я чуть не вылетел из кабинки. Впереди ахнула и приподнялась в воздух земля и в туже минуту клубы пыли и песка, несшиеся за нами обрушились на нас. Стало темно. Минут через пять посветлело и наконец мы опять увидели дорогу. Самолетов не было.
Филипенко опять скривил губы увидел в меня таким грязным. Пыль и песок окрасили одним цветом лицо и одежду.
- Докладывайте полковнику, он здесь.
Полковник сидит за картой и с ухмылкой смотрит на меня. Я докладываю о бое, о потерях. Он монотонно кивает головой.
- Так что с ним делать, майор?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46