– Мы им покажем, что без них даже лучше, – тихо проговорила загорелая Сесилия, одетая в костюм для ночного клуба и усыпанная золотыми блестками. «А мальчик-то очень привлекательный, – подумала она, – и сравнительно нетронутый».
Огромнейшая аудитория из всех когда-либо виденных «Альберт-холлом», была разочарована, но все же заметила, что Борис смертельно бледен, молод, а знатоки к тому же вспомнили о его бегстве из России. К нему начало потихоньку устанавливаться хорошее отношение.
Поднявшись на рострум, Борис увидел ряды и ряды одетых в черное мужчин и женщин под уходящими ввысь трубами органа. Он обратил внимание на жемчужную поверхность барабана и отливающие золотом медные – именно им предстоит играть важную часть в предстоящие девяносто минут. Смычки струнных были готовы наброситься на инструменты.
Борис их торжественно оглядел. Ноты партитуры, казалось, плавали перед его глазами – 278 сложных страниц. Опустив свою темноволосую голову, он поцеловал первую страницу и двинул ее вверх. Соловьи в «Курие элейсон» редко были так тихи и немногословны. Увы, какой-то налетчик после перестрелки сбежал из Кенсингтонского банка, и за ним погнался караван полицейских машин, оглашая своими сиренами все окрестности; это сфорцандо окончательно уничтожило вдохновение и собранность Бориса.
Первые удары грома в «Дне гнева» оказались какими-то рваными. Волосы были мокрыми от пота. Зрители обменивались понимающими взглядами. Два раза Борис терял нить партитуры, а однажды ее страницы просто разлетелись, как вспугнутые бабочки, но лондонский «Мет» спасал его, пока он их собирал.
Его техника владения палочкой была не выигрышна. Когда им овладевали эмоции, он замедлял темп. В «Рекордаре», когда Сесилия и Монализа начали изысканный дуэт, оплетая голос голосом, он был так тронут, что, взяв палочку обеими руками, начал громко подпевать, пока не вспомнил, где он. И постепенно оркестр, хор и спрессованный зрительный зал разделили его страсть и испуг.
Ранним вечером в Парадайзе разбушевавшийся Лизандер звонил из своей машины Джорджии.
– Я, должно быть, за последнее время отупел, – сказал он. – Раннальдини уклонился от променад-концерта, и Борис собирается занять его место – «Рекреация» Верди или что-то в этом роде. Рэчел хотела было записать это в моей машине, а я был настолько глуп, что сослался на предстоящее свидание с тобой и предложил ей убираться подобру-поздорову. И еще я пофлиртовал прошлым вечером с Флорой.
– Все нормально, – Джорджия закрутила кран.
– А вообще нам пора развлечься. С Рэчел уж очень скучно, – заявил Лизандер, успокаиваясь. – Она просто в бешенстве, но пока наблюдает за Борисом, не распространяется о вредности продуктов.
Рэчел была не просто в бешенстве. Ее захлестывала зависть к прекрасному дому Джорджии, богатству, красоте и любовнику, сдерживаемому только Флорой. В общем, она безумствовала. Изводило также переживание за Бориса, выступавшего сейчас перед большой и незнакомой аудиторией, и было стыдно, что из-за ревности она желала ему провала.
Небольшое застолье на террасе в начале вечера сопровождалось руганью, поскольку из ванной, в которой Флора принимала душ, полилась вода, но никто не подумал вылить ее в сад или мыть ею машину. Пытаясь превратить все в шутку, Лизандер сказал, что это похоже на мочеиспускание Артура, и потом смеялся, не прекращая.
Джорджия в старом купальнике и желтом шифоновом шарфе, скрывающем засосы, удивлялась тому, какая же Рэчел хорошенькая. Как девочки, пережившие в старших классах сильное и неразделенное увлечение, она была очень сдержанна в своих оценках.
С ненакрашенными глазами под большими очками, в поношенных черных брюках и длинной кофте с плечиками, скрывавшими фигуру, она выглядела несчастной.
По дороге в гостиную к телевизору Джорджия сделала ошибку, показав ей новые желтые в цветочек обои в столовой.
– Интересно, сколько тропических деревьев было вырублено, чтобы произвести это, – холодно сказала Рэчел. – Я предпочитаю сама разрисовывать стены.
Положение не улучшила и Флора. Она ввалилась с огромной порцией водки с тоником и тут же закурила. Наглухо застегнутая рубашка скрывала от матери следы любви.
– В твоем возрасте не стоило бы курить, – проворчала Рэчел.
Она уже слышала историю про то, как Флору вытошнило в трубу Бориса, и то, как он восхищался ее сексуальностью и талантом, так что никак не была расположена полюбить ее.
– Если я хочу убить себя, то должна это сделать, заявила Флора, целуя Лизандера вместо приветствия.
– Но ты же наносишь вред и легким других. Ну-ка прочь, псина, – приказала Рэчел, пожелавшая смотреть телевизор, сидя на тахте.
Динсдейл злобно заворчал.
– Боюсь, он не послушается, – извиняющимся тоном произнесла Джорджия.
– Блохи, мам, просто ужасны, – Флора хлопнула себя по ляжкам. – Их на лужайке, как капель росы.
Подчеркнуто поджав под себя длинные ноги, Рэчел уселась в кресло. Ричард Бейкер как раз рассказывал зрителям, что Раннальдини и Гермиона, видимо, не появятся.
– Черт побери, как вы думаете, почему Раннальдини отказался? – спросила Джорджия, разливая остатки «Мюскадета» по стаканам.
Одна только Флора могла ответить на этот вопрос, но она молчала.
– Должно быть, получил приглашение, от которого не смог отказаться, – кисло заметила Рэчел. – От какой-нибудь девицы, с которой еще не трахался.
Коснувшись этой темы, она продолжила разговор о неразборчивости Раннальдини.
– Он всегда пытался меня затащить в постель и Хлою трахал, нынешнюю наложницу Бориса.
Лицо Флоры хранило абсолютную невозмутимость, но это была маска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110