– Огромными буквами. Только никто не умеет читать, а я умею. Вы ужасно ловко притворяетесь, конечно, но я-то всё равно вижу. Так почему?
– А это что же, – неразборчиво?
– Перестаньте сейчас же так ужасно улыбаться. Я же не из любопытства спрашиваю. Мне обязательно нужно знать, понимаете?
– Даша… Не стоит.
– У неё очень красивое имя, – медленно проговорила девушка. – Очень, очень красивое… Старинное какое-то… И она сама… Такая… Такая… Ну, что же это за безобразие-то, в конце концов?! Почему вы не вместе?! – Даша топнула ногой, и брызги дождём полетели во все стороны. – Почему, почему?!
Вот это да, обмер Гурьев, чувствуя, как побежали по спине, по локтям ледяные муравьи. Вот это да. Что ж ты не смеёшься, наставник заблудших? О, теперь тебе не до смеха?
– Рэйчел. Её зовут Рэйчел.
Он не знал, почему говорит это. Отчаянно не знал, но удержаться не мог. Он столько держался. Столько лет. Наверное, просто больше не было сил. Да что же я делаю такое, подумал он в ужасе. Как она в меня попала, – я просто оправиться не могу. Раскрылся, как последний салага на ринге, – такой удар пропустил. Совсем нюх потерял, идиот. И повторил:
– Её зовут Рэйчел.



Лондон. Август 1939

Кроме Рэйчел, в кабинете находились двое, – её первый заместитель и советник по финансовым вопросам Оскар Брукс, сухопарый и чуточку надменный, и член комиссии по иностранным делам палаты Общин, депутат-виг Питер Каллиган. О присутствии ещё двух мужчин, сосредоточенно внимавших каждому звуку и ежесекундно готовых к бою, Каллиган даже не подозревал. Искусно замаскированные ширмы скрывали их от случайного или любопытного взгляда, а выучка этих двоих была безупречной.
То, что эти люди собрались здесь в столь неурочный день и час, свидетельствовало о ситуации, которую можно было без преувеличения назвать чрезвычайной. Была ещё одна причина, по которой разговор происходил именно тут. Это было едва ли не единственное место во всём Лондоне, где Рэйчел могла не опасаться чужих ушей.
Каллиган говорил довольно долго, как всегда, пересыпая свою речь множеством вводных оборотов и рисуясь перед Рэйчел своим искусством ритора и парламентского лицедея. Рэйчел это не мешало, – нисколько не мешало выделять суть повествования и ни на секунду не выпускать разговор из рук, умело направляя Каллигана в нужное русло, когда тот уж слишком увлекался.
Зато Брукс злился. Ты, самодовольный павлин, думал он, ты что же, всерьёз полагаешь, будто ты интересен хоть сколько-нибудь для миледи – ты, болтун и повеса?! Да ты должен ползать на коленях перед ней только за то, что она сидит тут с тобой и терпеливо слушает твой порожний звон уже второй час подряд, улыбаясь тебе своей волшебной ангельской улыбкой, как будто ты и вправду что-нибудь значишь… Она, – она, этот ангел во плоти! Бездари, соглашатели, предатели и кретины. Даже детей этого несчастного русского царя вы побоялись вывезти сюда, не говоря уже о нём самом. Это, видите ли, было невозможно в сложившейся политической обстановке. Негативно сказалось бы на положении и престиже Империи. Неудивительно, что русские нас ненавидят. Вонючие социалисты. Нацистские прихвостни и троцкистские проститутки. Из-за вас мы только и делаем, что теряем клиентов и деньги. Столько денег, чёрт побери. Вот и теперь!
Наконец, Каллиган выдохся и торжествующе посмотрел на Брукса. Тот ответил морозной улыбкой тонких, в ниточку, бледных губ. Рэйчел, улыбнувшись Каллигану, поднялась и протянула ему руку:
– Благодарю Вас, мистер Каллиган. Вы очень мне помогли.
– Для вас – просто Питер, леди Рэйчел, – депутат поспешно встал и склонился над её рукой в поцелуе. – Мы ведь договаривались, не правда ли?
– Конечно, Питер, – ласково улыбнулась Рэйчел. – Я вам очень, очень признательна. Спасибо. Это просто бесценно – то, что вы делаете для нас.
– Ну, что вы, леди Рэйчел, – потупился Каллиган. И продолжил со значением: – Всегда рад быть вам полезным. Буду ждать от вас новостей.
Они распрощались, и Каллиган вышел в сопровождении появившегося по звонку дежурного секретаря. Рэйчел, сняв улыбку, как надоевший наряд, вздохнула. Телохранители покинули убежища за ширмами и заняли привычные позиции в углах кабинета, поклонившись хозяйке. Рэйчел благодарно кивнула в ответ. Она привыкла к присутствию охраны, иногда ловя себя на ощущении, что вовсе перестаёт её замечать.
– Я думаю, нам следует как можно быстрее избавиться от наших польских активов, Оскар, – мягко сказала она, поворачиваясь к Бруксу.
– Это вызовет панику на рынке, миледи, – недовольно сказал Брукс. Лицо его, впрочем, оставалось при этом почти бесстрастным. Почти.
– Паника разразится так или иначе, – вздохнула Рэйчел. – Неделей позже, неделей раньше. Вы поняли мою мысль, Оскар.
– Конечно, миледи.
Это война, подумала Рэйчел, чувствуя, как леденеет всё у неё внутри. Опять, Господи, опять!
– И французские дела нужно сворачивать тоже, – проговорила Рэйчел, глядя, как складывает бумаги в папку Брукс.
Его руки буквально замерли в воздухе:
– Миледи?!
– Оскар, милый, – улыбнулась Рэйчел. – Вы ведь всегда доверяли моему чутью. Доверьтесь и на этот раз, дорогой.
– Разумеется, миледи.
– Послушайте, Оскар, – нахмурилась Рэйчел. – Я не хочу, чтобы вы просто выполняли мои указания. Вы должны понимать, что и почему вы делаете. У нас прежде никогда не было проблем с этим, не так ли?
– Нет, миледи. Но сейчас я вас не понимаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27