А что в них понимают даго? Нет, Тербер, в этих
старых поселениях великолепно мечтается, ибо они переполнены чудесами и
чудовищами и совсем не похожими ни над что привычное, и все же ни одна живая
душа их не понимает - я-то уж не напрасно копался в прошлом!
Послушайте, вас же это интересует. А что, если я скажу вам, что у меня
есть вторая мастерская там, где я ловлю ночной дух древнего ужаса и рисую
вещи, о которых даже подумать нельзя на Ньюбери-стрит? Естественно, мне
незачем болтать об этом с нашими, будь они прокляты, старыми девами в клубе
с Рейдом, черт его побери, который всем уже нашептал, что я чудовище и мчусь
куда-то на тобоггане обратной эволюции. Правильно, Тербер когда-то давно я
решил, что кто-то должен живописать ужас, а не только красоту жизни, поэтому
и отправился в те места, где у меня были основания искать его.
Я нашел дом, о котором вряд ли знают и трое из ныне живущих
представителей нордической расы. Он находится совсем недалеко от эстакады,
но его история уходит очень далеко в глубь столетий. Мне захотелось снять
его из-за необычной кирпичной кладки расположенного в подвале колодца одного
из тех, о которых я рассказывал вам. Дом на глазах разваливается, так что
вряд ли кто-нибудь поселится в нем, и мне даже стыдно сказать, как мало я за
него плачу. Окна там заколочены, но это даже к лучшему, ибо мне совсем не
нужен дневной свет. Пишу я в подвале, где вдохновляюсь сильнее всего, но все
же обставил несколько комнат на первом этаже. Принадлежит дом некоему
сицилийцу, а я снял его под фамилией Питере.
Итак, если не возражаете, сегодня же и отправимся туда. Думаю, вам
понравятся картины, ибо, как я уже сказал, позволил себе зайти в них
немножко дальше. Это недалеко иногда я хожу пешком, чтобы не привлекать
внимание любопытных, появляясь в таком месте на такси. От Южного вокзала до
Бэттери-стрит доедем на поезде, а там всего ничего пешком.
Итак, Элиот, когда я выслушал все это, то уже с трудом сдерживал себя,
чтобы не припустить бегом, и нормальным шагом дойти до первого попавшегося
нам, свободного такси. На Южном вокзале мы пересели в поезд и около
двенадцати часов, выйдя на Бэттери-стрит, направились мимо старого причала
по набережной Конституции. Куда и где мы свернули, я не запомнил и не могу
ничего сообщить вам об этом, знаю лишь, что мы были не на Гриноу-лейн.
Когда же мы свернули, то нам пришлось подниматься в гору по безлюдной
улочке, самой старой и самой грязной, какую я только видел в своей жизни;
все дома на ней были с ветхими крышами, разбитыми окошками и древними
полуразрушенными трубами, отчетливо видными на фоне лунного неба. Похоже,
там не было и трех домов, которые строились не во времена Котток Мэзера в
самом деле, я разглядел два дома с низко нависающими крышами, а один раз
даже нам попалась островерхая крыша, почти забытая предшественница
двускатной крыши, хотя, говорят, ни одной такой крыши не сохранилось в
Бостоне.
С этой плохо освещенной улицы мы свернули налево на такую же безлюдную
и еще более узкую, погруженную во тьму, улочку и через минуту вновь
повернули, но уже направо. Почти тотчас Пикман достал фонарик, и я увидел
старинную дверь, обшитая десятью филенками, всю изъеденную червями. Когда он
отпер ее и впустил меня внутрь, моим глазам предстала пустая прихожая,
когда-то, повидимому, великолепно смотревшаяся благодаря дубовым панелям
очень простая на вид, она будоражила воображение напоминанием о временах
Андроса и Фиппса и ведьмовства. Мне было предложено пройти в дверь налево,
где Пикман зажег керосиновую лампу и предложил располагаться, как дома.
Вам известно, Элиот, что я принадлежу к тому типу людей, которых обычно
называют видавшими виды, но, признаюсь вам, меня повергло в ужас то, что я
увидел на стенах в той комнате. Я увиде его картины которые он не мог
написать и даже показать на Ньюбери-стрит правильно он говорил, что разрешил
себе по вольничать . Вот хотите еще выпить? мне не помешало!
Не имеет смысла рассказывать, что было на них изображено потому что
никакие слова не в силах описать невыносимый адский ужас, немыслимую
мерзость и нравственный смрад, исходившие от обычных мазков. Там и в помине
не было экзотической техники, например, Сидни Сайма или сатурнианских
пейзажей и лунных поганок, которыми леденит кровь зрителей Кларк Эштон Смит.
Фон, как правило, составляли старинные кладбища с церквами, лесные чащи,
морские утесы, кирпичные подземные ходы, обшитые деревянными панелями
комнаты или обыкновенные подвалы. Чаще всего встречалось кладбище на
Коппс-хилл, которое, по всей видимости, располагалось недалеко от дома
Пикмана.
На первом плане располагались чудовищные безумцы в своем патологическом
искусстве Пикман отдавал предпочтение демоническим портретам. Фигуры большей
частью были не вполне человеческими, но в разной степени приближавшимися к
человеческим. Как правило, двуногие, они чем-то напоминали псов и
заваливались вперед. Кожа у них тоже производила малоприятное впечатление,
словно была резиновой. Фу ты, я и теперь вижу их словно воочию! Их занятия
нет, даже не проси меня рассказывать в подробностях. В основном они ели не
знаю что. Иногда Пикман писал целые группы на кладбищах или в подземных
ходах, которые, похоже, дрались из-за добычи скорее из-за найденного
сокровища. Поражала экспрессия на невиданных лицах тайных натурщиков!
1 2 3 4 5 6