Он смотрел на клен и улыбался. Думал, наверное, о том, как Дина будет его под этот клен заманивать. Вот теперь к брату можно было подступиться!
- Придется тащить маме галоши, - громко сказала Дина Кузьке, который уже получил свою долю - рыбий хвост - и теперь, разлегшись на половичке у двери, мурлыкал на всю комнату.
- Я! - сейчас же вызвался Андрей.
Он накинул на себя пиджак, сунул под мышку зонтик и мамины галоши и ушел, сказав на прощание, что рыбу, кроме Кузьки, все равно никто есть не будет, если даже ее только полчаса назад выловили в Волге или в Черном море, и что незачем было из-за нее ходить к нефтяникам. Дина попыталась сунуть ему на дорогу кусок хлеба с сахаром, но он гордо отпихнул ее руку.
Андрей ушел, а к Дине ворвалась Лелька, взъерошенная, вымокшая до ниточки.
Лелькина физиономия пылала гневом, а пила под лестницей так загрохотала, что не могла успокоиться минуты две.
- Я всегда думала, что она дрянь! - закричала Лелька. - Я ей всегда это говорила! В глаза!
- Кто дрянь?
- Верка Щеглова!
- Почему?
- А потому! Притащила осенью фикус в школу, а теперь ходит по классам, шарит по подоконникам. Хочет забрать обратно. Боится, пропадет.
- Конечно, пропадет, - сказала Дина, чтобы подразнить Лельку, потому что они еще вчера вечером поссорились из-за Брыковки.
Дина назвала Брыковку Дрыковкой, сказала, что эта самая Брыковка ей до смерти надоела, а Лелька обиделась. Надо было извиниться перед Лелькой за Брыковку, но Дина не извинилась и довела ссору до конца. Они еще и не так умели ссориться - все равно потом мирились. И теперь помирятся. И Лелька сейчас к ней мириться пришла. Это уж точно!
- В восьмом "А" одни стиляги собрались! - искала Лелька путь к примирению. - А первая - ты! Бездельники! Склочники! Вот погоди, восьмой "А" еще себя покажет! Вон Верка уже показала. И вообще наш восьмой "А" барахло! И вообще никто не заслуживает Брыковки!..
- Ну хватит! Помирились! - весело сказала Дина Лельке и выпроводила ее на крыльцо.
Напоследок Лелька еще раз обозвала Дину стилягой и двинулась к калитке. Возле калитки она чуть не сбила с ног Алексея Николаевича.
- Здраст!.. - буркнула Лелька, зачерпнула полуботинком пол-лужи и ушла, хлопнув калиткой.
Алексей Николаевич подмигнул стоящей на крыльце Дине, старательно вытер ноги о резиновый половичок и сказал, прежде чем войти в дом:
- Между прочим, тогда тоже всю ночь лил дождь. Так что если бы это был просто пожар, то его загасило бы.
Дина усмехнулась: уж кому-кому, а ей с Андреем он мог бы не сочинять про зарево. Потому что приехали они сюда с матерью в тревожные военные годы из далеких партизанских краев и у них была своя, самая крепкая, самая верная память о войне: Иван Чижиков...
Они так и называли его - Иван Чижиков. Потому что никто никогда при жизни не называл его отцом: они с Андреем родились после его смерти. Он был партизаном и погиб в бою.
На столике в их комнате стоял его портрет, нарисованный Андреем.
Рисовать портрет Ивана Чижикова было трудно: ни одной его фотографии не сохранилось. Андрею пришлось рисовать вслепую, со слов матери и с ее помощью. Но портрет после долгих и неудачных попыток все-таки удался. Мать взглянула на него и сказала:
- Похож. Очень.
Больше она не сказала ничего, лишь взяла у Андрея из рук карандаш и подправила на нарисованном лице брови, чуть приподняв их кончики вверх, к вискам. Отец на портрете был очень молодым и очень красивым.

Портрет поставили на столике возле зеркала, и теперь Иван Чижиков поселился в их комнате почти осязаемо: на него можно было смотреть. С ним можно было даже посоветоваться. Он всегда отвечал Дине и Андрею умным, добрым взглядом темно-карих и почему-то удивительно знакомых глаз: "Конечно. Вы решили правильно. Я на вашем месте поступил бы так же".
И они отходили от портрета успокоенные и очень довольные тем, что Иван Чижиков умеет решать все так легко и просто.

* * *

С работы мать пришла без галош, без зонтика и без Андрея. В руках она держала размокшие босоножки. Босая, в легком ситцевом платье, сейчас она еще больше, чем обычно, была похожа на девчонку. В волосах запутались прозрачные капли воды: это мать нарочно шла под мокрыми деревьями, чтобы получить свою долю дождя, который кончился, наверно, еще до того, как она вышла из цеха.
- Он же потащил тебе зонтик и галоши! Так и знала, что не дойдет, застрянет где-нибудь по дороге!
- Куда же это он мог подеваться? - забеспокоилась мать. - Вот наказание! У него привычка ходить и не смотреть по сторонам! И у тебя такая же привычка! Угодите когда-нибудь под машину!
Она отшвырнула босоножки и бросилась его разыскивать, приказав Дине:
- Сиди дома!
Ну да! Дина на ходу натянула на себя плащ, сунула ноги в галоши и бросилась следом за матерью.
После дождя на улице было сыро и грязно. Поток воды принес с Соколиной горы на тротуар и мостовую комья липкой, размокшей глины.
Первым, кто попался Дине на глаза, был Вовка Матвеев. Он шел по улице, прикрывая левый глаз и левую щеку ладонью. Мать на Вовку не обратила внимания, а если бы и обратила, то все равно не узнала бы его, потому что была видна только половина Вовкиной физиономии, да и эта половина была какая-то не Вовкина. Вроде даже зареванная.
- Что с тобой? - спросила его Дина.
В ответ он молча погрозил ей кулаком. Это с какой же стати?..
Конечно, они с Вовкой не очень ладят - это все знают и в классе и во дворе, но за последнюю неделю они, кажется, никаких пакостей друг другу не устраивали. В чем же дело? На всякий случай она тоже погрозила Вовке кулаком. Вовка в ответ, оторвав ладонь от щеки, показал ей оба кулака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21