— и Вася Елистратов, отвозивший старушке этот бачок на очередном ЗИСе (капитально отремонтированные грузовики проходили у нас обкатку за зоной, и Вася тогда был еще обкатчиком-водителем, «законвоировали» его значительно позже, после истории с побегом власовцев), получил в награду, если не врет, стакан самогона — так она была довольна обменом…
Рояль в нашем оркестре играл, разумеется, очень важную роль: оркестр-то, как ни верти, был жидковат. Ухаживали мы за ним, как за любимым дитем: и полировали, и настраивали, и ножки ему сменили, и пюпитр… Гроза налетела нежданно-негаданно, как это и свойственно внеплановым гадостям. После дальневосточных конфликтов приехал к нам не только Григорий Иосифович. Приехали еще и танки, вернее танкетки-амфибии, покореженные в боях: кто-то наверху решил, что, раз мы авторемонтники, мы и с этой техникой справимся. Мы, в общем-то, справились, но только очень помучились с броней: никто не знал, как ее отжигать, а тем более — как ее снова закалить после механической обработки. Пробовали и то, и се, и на заводы писали, и мне по БРИЗу пришлось конкурс провести — все без толку. Заводы дали понять, что сие, мол, военная тайна, мы вам ее доверить не можем…
К тому времени, когда мы, ценой невероятных усилий, кое-как справились с первой партией танкеток и успешно провели их обкатку (успешно — несмотря на то, что начальник монтажно-сборочного цеха Иван Павлович и с ним один водитель чуть было не утонули у самого берега Зеи: забыли задраить один из люков и стали «форсировать реку» — вот смеху было!), наверху решили, что нас надо превратить в военный завод — не по совместительству, а впрямую. Первым признаком этого новшества (если не считать замены нашего звонкого многобуквенного названия на лаконичный номер) было ощутимое улучшение нашего питания. Вторым — нам прислали новый заказ: велено было срочно освоить выпуск пистолета-автомата системы Шпагина. Разобрались в чертежах, растолкали заказы по цехам, поставили лучших мастеров и — раз-раз! — выложили на стол начальству три пробных автомата, нежно поблескивавших свежим лаком прикладов и чернью вороненых надульников. Только из них стрелять еще было нельзя, в них не хватало одной малости — возвратно-боевой пружины. Не из чего ее сделать было, проклятую. Принесли чертеж пружины, еще раз прочли в графе «материал»: рояльная проволока. Вызвали и меня к начальнику. Сунули мне под нос чертеж — я его и раньше видел и давно уже ждал, что этим кончится.
– Понимаешь, Харон, Родина требует,— начал начальник как-то непривычно мягко и чуть ли не просительно. Мог бы он, разумеется, просто приказать, даже и не ставя меня в известность,— не велика шишка-то! А вот не приказал почему-то, позвал и вроде бы даже советовался. Ларчик просто открывался: если б по его приказу раскурочили рояль, мы бы и пикнуть не посмели, но только нас бы долго никто в клубе больше не видел. А начальник наш отлично понимал, каким огромным стимулом служила наша, пусть скромная, пусть самодеятельная, культпросветработа без всяких кавычек, как она морально поддерживала наш многотысячный коллектив и как в конечном счете благотворно влияла не только на бытовые, лагерные «показатели», но и на производственные.
– Понимаю, гражданин начальник, — ответил я. — Да только велика ли польза будет? Я ведь смотрел уже, Андрей Дмитрич, мерил: от силы на полсотни пружин хватит, остальные струны коротки или по сечению не подходят. Инструмент разрушим, а план…
– Не надо мне план! — обрадовался Андрей Дмитрич.— И полсотни не надо: мне бы, дурья твоя башка, только эти три штуки укомплектовать, доложить наверх — можем! Спустят нам план, спустят и материалы, я тебе хоть сто метров проволоки верну, хоть тонну! Ты вот что: пойди-ка, друг, сам покумекай — какие там парочку струн без ущерба особого изъять можно, понял? Чтобы нам и пружины сделать, и на вашей ерали чтоб это не очень отразилось, а? У меня вон трех зубов нет — дык я жую! Ха-ха! А из вас из самих… а вы, черти, крутитесь, работаете. Чего нос повесил? Ни х… твоей музыке не сделается, если захочешь. Вали, действуй.
Юрка острил: прелестный случай проверить на себе чувства Авраама в минуту, когда иудейский бог повелел ему совершить заклание Исаака… Я вяло поддерживал: прелестный случай явиться ангелу Господню и отвратить наши кусачки и пассатижи от бедного старого Блютнера. Но ангел не явился. Пружины были сделаны, наши три ППШ были опробованы, снабжены новым заводским клеймом и куда-то отправлены, и никакого плана на них, а тем более — никакой рояльной проволоки мы не получили, заводу предложили срочно перестроиться на массовый выпуск совершенно других штучек, которые конспирации ради в переписке именовались «молотками».
Молотки эти надо было делать из специального чугуна. а у нас не было литейной. Не было и литейщиков. Не было никаких лабораторий для такого производства, ни станков для обработки самих молотков, ни инструментов для изготовления изложниц,— в общем, ничего у нас не было,— кроме разве такой малости, как чувство долга. Шла уже война, и каждый из нас написал уже свои два десятка заявлений с просьбой об отправке на фронт, и все уже поняли, что нам — контрикам — не светит «искупить своей кровью», а тем более что-то там «доказать с оружием в руках» насчет нашей преданности и верности. Оставалось проявить любые благие намерения в почетном тылу, на важном участке обеспечения фронта боеприпасами. Вот мы и проявляли, как могли,— большинство из нас очень скоро убедилось, что нам не придется краснеть за то, что мы «отсиживались в тылу».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79