Ибо мы составляем часть этого общества, сознаем мы это или нет. Общественная мораль есть наша мораль; и разве мы способны так легко ее отбросить? Легкость, с какой мы ее отбрасываем, и есть признак нашей моральности, – а не усилие, которого нам стоит отказ от нее, не награда, не наказание за это усилие, а совершенная легкость, с которой мы ее отвергаем. Если наше поведение направляется окружением, в котором мы живем, которому подчиняемся и которым сформированы, тогда оно механично и тяжело обусловлено. И если наше поведение является следствием нашего собственного обусловленного ответа, разве оно морально? Если ваше действие основано на страхе и награде, разве оно справедливо? Если вы ведете себя должным образом согласно какому-то идеологическому понятию или принципу, можно ли считать это действие добродетельным? Поэтому мы должны сначала выяснить, насколько глубоко мы отвергаем мораль авторитета, подражания, приспособления и повиновения. Не является ли страх основой нашей морали? Если не дать себе фундаментальные ответы на эти вопросы, невозможно узнать, что это значит – быть подлинно добродетельным человеком. Как мы сказали, важнее всего то, насколько легко вы можете выйти из этого лицемерия. Если вы просто не обращаете на него внимания, это еще не указывает на то, что вы – моральная личность: возможно, вы лишь психопат. Если же вы живете рутинной жизнью и полны довольства, такая жизнь также не будет моральной. Мораль святого, который следует прочно установленной традиции святости и подстраивается под нее, очевидно, тоже не моральна. Так что легко увидеть, что любое сообразование с образцом, санкционированным или не санкционированным традициями, не является праведным поведением. Добродетель может прийти только из свободы.
Итак, возможно ли с большим умением освободить себя из сетей того, что считается моральным? Вместе со свободой приходит искусство в действии – равно как и добродетель.
Посетитель: Разве я в состоянии бесстрашно, с той проницательностью, которая есть искусство, освободиться от общественной морали? Меня пугает самая мысль о том, что общество сочтет меня аморальным. Так могут поступать молодые люди, а я уже пожилой человек и у меня есть семья; респектабельность содержится в самой моей крови. Во мне есть буржуазная сущность, и я испытываю страх.
Кришнамурти: Или вы принимаете общественную мораль, или отвергаете ее. Вы не можете идти по обоим путям, не можете стоять одной ногой в преисподней, а другой – на небесах.
Посетитель: Так что же мне делать? Теперь я знаю, что такое мораль, однако я все время продолжаю оставаться аморальным. Чем старше я становлюсь, тем более лицемерным делаюсь. Я презираю общепринятую мораль, и все же мне хочется пользоваться ее благами, ее комфортом, психологической и материальной безопасностью, элегантностью приятного обращения. Таково мое действительное плачевное состояние. Что же мне делать?
Кришнамурти: Тут вы ничего не можете поделать, кроме того, чтобы продолжать жить, как вы живете. Гораздо лучше прекратить попытки быть моральным, перестать занимать свой ум добродетелью.
Посетитель: Но я не могу так жить, мне нужно другое! Я вижу прелесть и мощь этого другого, его чистоту. То, за что я держусь, грязно и уродливо, а я не в состоянии выпустить его из рук.
Кришнамурти: Тогда нет никакого выхода. Вы не можете обладать респектабельностью и добродетелью. Добродетель – это свобода. А свобода – это не идея, не понятие. Когда есть свобода, тогда существует внимание, и только в этом внимании может расцвести доброта.
Глава X. САМОУБИЙСТВО
Посетитель: Мне хотелось бы поговорить о самоубийстве – не потому, что в моей собственной жизни произошел какой-то кризис, не потому, что у меня есть некоторая причина для самоубийства, а потому, что этот вопрос неизбежно возникает при виде трагедии старости – физического распада, наблюдаемого у людей, когда к ним пришла старость. Есть ли какое-то основание продолжать жизнь, если человек дошел до такого состояния? Надо ли упорно цепляться за ее остатки? Может быть, разумнее было бы признать, что наступил тот момент, когда всякая полезность жизни уже исчерпана?
Кришнамурти: Если бы это разум побуждал вас окончить жизнь, тот же самый разум запретил бы вашему телу преждевременно разрушаться.
Посетитель: Но разве не наступает такой момент, когда даже разумное сознание не в силах воспрепятствовать этому разрушению? В конце концов тело подвергается износу – и как узнать время, когда этот износ приходит?
Кришнамурти: Нам следует углубиться в этот вопрос довольно основательно. Сюда включено несколько проблем, не правда ли? – разрушение тела, организма, старение ума и то крайнее его бессилие, которое порождает сопротивление. Мы без конца злоупотребляем телом в силу обычаев, вкусов, пренебрежительного отношения. Вкус требует – и связанное с ним удовольствие контролирует деятельность организма, формирует ее. Когда это происходит, разрушается природный разум организма. В магазинах мы видим необыкновенное разнообразие пищи великолепной окраски; она рассчитана на то, чтобы вызвать приятные вкусовые ощущения, а не на то, чтобы приносить пользу телу. Таким образом с юных лет вы постепенно умерщвляете и разрушаете тот инструмент, который должен быть в высшей степени чувствительным, активным, должен функционировать подобно совершенному механизму. Это часть проблемы; затем существует и ум, который в течение двадцати, тридцати или восьмидесяти лет жил в состоянии непрестанной битвы и противодействия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51