Уже не нагайку
дубинку суют полицейские в глотку,
но ты продолжаешь
казанскую вечную сходку.
И юно и яро,
отчаянно спрыгнувший с полки,
Володя Ульянов
бушует в Мадриде и Беркли.
В ответ на несущие смерть
самолеты, эсминцы, подлодки:
от сходки студентов
до всечеловеческой сходки!
Все морды планеты
сложились в глобальную сальную морду.
К черту!
Тряситесь от страха,
все морды планеты.
Вы душите правду,
но вам вопреки
тот юноша
вечно семнадцатилетний,
поднявший тогда
и на вас кулаки!
17. ПЕРВЫЙ АРЕСТ
Для спасения благомыслящих не
щадите негодяев.
Телеграмма министра просвещения
И. Д. Делянова в Казань после
студенческой сходки
Как георгиевскому кавалеру
самый памятный
первый крест,
так и революционеру
самый памятный
первый арест.
Арестованный
это званье.
Круг почета
тюремный круг.
Арестованным быть
признанье
государством твоих заслуг.
Где один человек настоящий
не под слежкой
ну хоть бы один?!
В подозрительных не состоящий
подозрителен
как гражданин.
В государстве рабов и хозяев
поднят лозунг незримый на щит:
"Для спасения негодяев
благомыслящих не щадить".
Косит глазом конь булатный
и копытами частит.
Арестованный Ульянов
не особенно грустит.
Почему должно быть грустно,
если рот хотят зажать?
Пусть грустят в России трусы,
кого не за что сажать.
Рот пророческий, зажатый
полицейским кулаком
самый слышимый глашатай
на России испокон.
Страшно, брат, забыть о чести,
душу вывалять в дерьме,
а в тюрьме не страшно, если
цвет отечества в тюрьме.
В дни духовно крепостные,
в дни, когда просветов нет,
тюрьмы - совести России
главный университет.
И спасибочко, доносчик,
что властям, подлец, донес,
и спасибочко, извозчик,
что в тюрьму, отец, довез.
Вот уже ее ворота.
Конь куражится, взыграв.
Улыбается Володя.
Арестован - значит, прав.
Благодушный рыхлый пристав
с ним на "вы", а не на "ты".
У него сегодня приступ
бескорыстной доброты.
Мальчик мягкий, симпатичный,
чем-то схож с его детьми.
Сразу видно - из приличной,
из начитанной семьи.
Замечает пристав здраво:
"Тюрем - много, жизнь - одна.
Что бунтуете вы, право?
Перед вами же стена".
Но улыбка озорная
у Володи:
"Да, стена,
только, знаете, - гнилая.
Ткни - развалится она".
Обмирает пристав, ежась:
"Это слышу я стрезва?
Неужели есть возможность,
что она того... разва..."
Для него непредставимо,
что развалится режим,
как давным-давно для Рима,
что падет прогнивший Рим;
как сегодня на Гаити
для тонтонов Дювалье,
и в Мадриде на корриде,
и на греческой земле.
Топтуны недальнозорки.
Заглянуть боясь вперед,
верят глупые подпорки,
что стена не упадет.
А смеющийся Ульянов
ловит варежкою снег,
и летит буланый, прянув,
прямо в следующий век.
Там о смерти Че Гевары,
как ацтеки о богах,
мексиканские гитары
плачут, струны оборвав.
Но за ржавою решеткой
нацарапано гвоздем
по-Володиному четко:
"Мы пойдем другим путем".
Может, слышно в Парагвае:
"Перед вами же стена...",
а в ответ звучит: "Гнилая...
Ткни - развалится она".
И в отчаянном полете
карусельного коня
продолжается, Володя,
вечно молодость твоя.
Бедный пристав - дело скверно.
Не потей - напрасный труд.
Что ломает стены? Вера
в то, что стены упадут!
ЭПИЛОГ
Спасибо, стены города Казани,
за то, что вы мне столько рассказали.
Мне вновь планида оказала милость,
и, вновь даря свой выстраданный свет,
как в Братской ГЭС,
Россия мне раскрылась
в тебе, Казанский университет.
Фантазия моя весьма слаба.
Я верю только фактам. Я не мистик.
История России есть борьба
свободной мысли с удушеньем мысли.
История - не в тезоименитствах,
а в скрытых соках матери-земли,
и сколько ни рождалось бы магницких,
в России Лобачевские росли.
...Апрель в Казани. Ледоход на Волге.
Жизнь продолжает вечную игру,
и девочка с лицом народоволки
прощается со мною на углу.
Чистейшая, как выдох твой, природа,
она летит по воздуху легко.
Два голубых осколка ледохода
заполонили все ее лицо.
Она - как веткой по небу рисунок,
а с крыш гремит серебряный каскад:
блистательная временность сосулек
кончается раздрызгом об асфальт.
Ах, молодость, лети, хрусти по льдинкам,
живи и властвуй в мире молодом
и будь всегда прекрасным поединком
души с бездушьем и огня со льдом.
Но нарастает на душе короста,
и постаренья ход неуследим.
Быть молодым, когда ты молод, - просто,
и подвиг - быть бессмертно молодым.
Люблю тебя, Отечество мое,
не только за частушки и природу
за пушкинскую тайную свободу,
за сокровенных рыцарей ее,
за вечный пугачевский дух в народе,
за доблестный гражданский русский стих,
за твоего Ульянова Володю,
за будущих Ульяновых твоих.
Казань - Москва
1970

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10