И фильтр в них наполовину из бумаги. Незабываемый вкус, поверьте. После каждой сигареты такое чувство, будто в горле оставили мокрую тряпку. Я затягиваюсь еще несколько раз, чтобы накуриться вдоволь. Некстати вспоминаю, что Микки бросил еще прошлым летом. Говорит, что ни разу с тех пор не затянулся. По-моему, врет. Но ему все верят…
Спохватываюсь и перевожу взгляд на директора. Улыбается. Мне кажется, он специально отрастил бороду, ну, как у Карабаса. Чтобы сходство было полным. Директор театра аттракционов, начальник пяти десятков лузеров, прыгающих день деньской по парку в костюмах Снуппи-Дога, Микки-Мауса, Гномов, Слоника и Попугая… Всех перечислять не стану, я еще познакомлю вас с этим на удивление разношерстным коллективом. Если вам захочется с ним знакомиться, конечно. Я бы не захотел. Но у меня не было выбора. Где еще в городе найти работу, не требующую специальности и силы? Грузчиком я бы через неделю загнулся.
– Можно и докурить, – скептически улыбается директор. – Но нужно еще и послушать. Пойми, мы живем в эпоху равных возможностей. Становления рынка. Какой на дворе год?
– Две тысячи третий! – выдаю я.
– Правильно, – кивает он и начинает накручивать на пальцы бороду, это у него привычка такая, вот борода вся и в завитушках, прям как у древнего ассирийца на тех книжках, что я так люблю читать перед сном, потом…
– Опять не слушаешь!!! – хлопает он ладонью по столу. – Вова, Вова… – качает укоризненно головой.
– Я уже тридцать лет Вова, – огрызаюсь я, но мне и правда неловко, и я стараюсь сконцентрироваться.
– Тридцать лет как, – шамкая, передразнивает он. – Что за школьная манера, оправдываться?
Он прав. Я вообще инфантильный. Прячусь от бытия, как говорит моя матушка, а уж она-то знает в этом толк. Сама всю жизнь от него прячется. А когда мне читают по этому поводу нотации, ухожу в себя. Смотрю в какую-нибудь точку и думаю о чем-нибудь своем, например, об ассирийцах, на барельефах кото… Стоп! Облажаться больше двух раз за минуту было бы слишком. Встряхиваю головой и, моргая, гляжу на директора. Тот доволен.
– Прояви себя, – просит он, – и я пойду тебе навстречу.
– Покажи, что ты можешь. Что умеешь, – разводит руками, показывая необъятные возможности рынка, директор.
– Докажи всему миру, что ты не просто тряпичную башку зверя можешь таскать, не просто заменить свою башку башкой божества третьего круга Диснеевского пантеона, – говорит директор. – Но что ты способен проявить Инициативу.
А уж это, по его мнению, даст мне все. И деньги, и возможности, и все такое прочее. По его разумению, стоит начать выслуживаться, как это делает тот же придурок Микки, так все и получится. Микки-Маус, Человек-паук, а там, глядишь, и сам Бэтмен! Потом заместитель по хозяйственной части, наконец директор аттракционов, потом – руководитель сети розничной торговли каким-нибудь товаром и, как достойный финал, миллионер!
– А что?! – возмущается директор. – Не знаешь, что ли, историю про паренька, который начинал с булок с сосисками, а умер с 198 миллионами в банке?
«Ну и как, очень ему помогли эти ваши двести миллионов?» – хочу я спросить, но хмыкаю и докуриваю сигару. Деньги-возможности-все-такое-прочее.
Только я, если честно, не хочу ни того, ни другого, ни третьего. Все, что мне нужно, это получить роль Микки-Мауса. Чтобы быть не Одним из, а – Единственным и неповторимым. Мышью-Героем. Тем, вокруг кого постоянно собираются толпы детишек и с кем фотографируются папаши и мамаши, в то время как их чадо обнимает за шею тряпичную башку кумира. Нет, я не честолюбив. Просто верю, что это привлечет внимание… Ее внимание. Ее…
– Белоснежка, – вспоминает Караб… тьфу, директор то есть, – погляди, как работает? Всего месяц она у нас, а люди уже в очередь записываются, чтоб она их засранцев малолетних в хороводе покрутила. – Ну, то есть не засранцев, – поправляется он нехотя, глядя на мои поднятые брови, – а детишек, ты же понимаешь, что я любя.
– Конечно, босс, – подтверждаю я.
– Так вот, – вздыхает он с облегчением, – девчонка пришла подработать на лето и уже такие результаты. А Микки? А?!
– Что Микки… – бормочу я, в то время как он глядит на меня с нескрываемым удовольствием, потому что знает.
– А то Микки, что этот двадцатидвухлетний парень, – смакуя слова, говорит директор, – добился своей роли за год с небольшим, в отличие от одного лузера, который шестой год бегает в том же костюмчике, что и еще трое лузеров.
– В смысле я, – уныло переспрашиваю.
– В смысле ты, – говорит директор и со вздохом спрашивает: – Неужели ты ничего, совсем ничего не хочешь от жизни?
– Ну-у-у, – неуверенно тяну я.
– Ты причиняешь боль своей матери, – старается он ударить побольнее, но я в глубине души только смеюсь, хотя приличия ради разыгрываю гнев.
– Спокойно-спокойно! – поднимает он руки. – Не хотел тебя обидеть. Неужели ты не видишь, что все это расстраивает твою мать. Тебе тридцать лет. У тебя за плечами средняя школа. Пять лет на диване. И пять лет здесь, в парке аттракционов. В роли анонимного зверя. Только лишь потому, что мы с твоей матушкой знакомы.
Будь на моем месте другой человек, так он тебя даже отсюда бы вышвырнул! Понимаешь ты это?
– Да, босс, – грустно говорю я.
– Так встряхнись! – просит он. – Встряхнись. Не ходи с разинутым ртом. Будь активнее, веселее. Трепли детишек по щечкам. Щипай мамаш за попки. Конечно, тех, которые хотят, а по таким всегда видно!
– По попкам? – хмурюсь я.
– По мамашам! – хохочет он. – Жми руки папашам.
1 2 3 4 5 6 7