Я слушаю ее, не запомнив названия. Улыбаясь, вспоминает, как каталась на горных лыжах в Новых Альпах. По настоящему, не искусственному снегу. Я даже не обращаю внимания на то, что именно она говорит, завороженный ее мимикой. Мишель кладет на мой столик настоящую бумажную книгу. “Чтобы не скучно было”, — говорит она.
После ее ухода в палату заявляется дежурная медсестра. И сообщает, что меня показывают в вечерних новостях, в специальном выпуске. Достает из стены визор и включает его. И я снова чувствую запах гари и крови. Вижу разбросанные на дороге куски тел. Толпу зевак. Яркие мигалки десятков разных машин, их так много, что они перегородили весь проезд. И вот он я — мое обнаженное окровавленное тело катят в реанимационном боксе. Суета вокруг. Бестолковое метание растерянных людей. Дым валит из исхлестанного осколками дома. Здоровущая воронка на тротуаре. Роботы-эвакуаторы выносят раненых. Ищут живых на улице, смешно переступая длинными ногами через неподвижные тела. Вот Мишель наклоняется надо мной. Вся белая, как мумия. Вот мое лицо с бессмысленными глазами. Крупный план. Глаза горят на испачканном кровью и грязью лице. Морщины вокруг моих губ четко проступают через маску грязи, когда я что-то шепчу. Вот я в госпитале. Эге, постой. А это что? Я встаю с кровати, в чем мать родила. Поворачиваюсь спиной. Влезаю в штанины комбинезона, подозрительно оглядываясь. Играют мышцы на моей спине. Виден каждый волосок. Мои поджарые ягодицы — как на ладони. Господи, неужели у меня такой смешной зад? Голос за кадром, захлебываясь, комментирует мои движения. “Вот он, капитан Юджин Уэллс. Посмотрите, как плавны движения хищника. Как грациозно он двигается. Сегодня он в очередной раз совершил подвиг. Спас от смерти баронессу Радецки фон Роденштайн и множество других людей. Ему не привыкать к опасностям. Он только что прибыл из Солнечной системы, где с ежедневным риском для жизни принимал участие в восстановлении экосистемы родины человечества — Земли. Его самолет был сбит в жесточайшем бою с варварами. Но он выжил вопреки всему. Выжил, чтобы и дальше нести гордое звание Имперского офицера. Наш герой чувствует себя более комфортно в привычном ему обмундировании. Это черта настоящего имперского военного, предпочитающего униформу накрахмаленному воротничку. Черта настоящего мужчины. Ему покоряются лучшие женщины планеты. Скажите, капитан, вам нравятся наши женщины?”. К ужасу своему я вижу, как мой двойник уверенно отвечает “Да”. “Наверное, та, которую вы спасли, покорила ваше сердце?”. И я снова бормочу “да”. И потом мне задают какие-то совершенно немыслимые вопросы. Про мое отношение к трудовой и иммиграционной политике. Про мое мнение о модной секте — Церкви Утреннего Бога. Про мои любимые цветы. И я на все уверенно отвечаю. “Вы ведь любите розы, капитан? Где вы полюбили эти цветы?”. “На Джорджии” — отвечаю я. “А как муж госпожи баронессы воспринял известие об очередном увлечении своей ветреной супруги”. “Мы друзья”, — заявляю я в ответ. “Наших зрителей интересует, как вы познакомились с такой известной личностью, как баронесса?”. И я с удовольствием объясняю: “Я просто толкнул ее на пол. И упал сверху... Вот и все”. От этого кошмара я весь покрываюсь липким потом. Да что же это за акценты такие? “Как вам удается всегда быть в центре внимания, капитан Уэллс?”. “Убивать людей — лучший способ привлекать к себе внимание”. Медсестра восторженно хлопает в ладоши. А я хватаюсь за голову. “А что вы любите больше всего, капитан?”. “...кого-нибудь убивать. Мне это... очень по нраву... бомбить... заводы... и авианосцы тоже... еще... я люблю музыку. Блюзы. Это такая музыка с Земли двадцатого века”. “Вы потрясающе интересный человек, господин капитан. Я благодарю вас за откровенные ответы. Позвольте выразить свое восхищение вашим мужеством. Империя может гордиться такими гражданами, как вы”. “На что это вы намекаете, Деми?”. “У вас прекрасное тело. Госпоже баронессе повезло” — мурлычет черноволосая стерва. “Наш герой предпочитает скромную и практичную одежду военного образца. Одежда для экипировки предоставлена сетью магазинов специальной одежды “Запа”. Хочешь мира — будь экипирован достойно. Никаких натуральных тканей. Только качественная сверхпрочная синтетика”, — завершает мое выступление бодрый голос за кадром. И я хватаю пакеты с одеждой и начинаю выкладывать ее на одеяло. Какой ужас! Зачем она это сделала, холодная рыбина с противными тонкими губами!?
— Сэр, вам так идет этот комбинезон! Я вами восхищаюсь! — щебечет стерильная медсестра. — Можно, я возьму у вас автограф?
Я ставлю подпись на подставленном ею накрахмаленном носовом платке. Восторженная девушка спешит поделиться своей радостью с подругами. Я обессилено сажусь на кровать. Хватаюсь за голову.
— Дезинформация противника всегда являлась частью любых боевых действий, — неуверенно сообщает Триста двадцатый.
— Да не веду я никаких боевых действий! — устало отвечаю я. — И ей ничего плохого не сделал! Я и видел-то ее впервые!
— Наверное, это любимое развлечение людей — делать друг другу больно.
— Ты думаешь? Ты думаешь, и я был таким же?
— Затрудняюсь ответить.
Тогда я ложусь и беру в руки книжку. Такие сейчас редко встретишь. Обычные буквы. Никаких голограмм и движущихся иллюстраций. Никто не комментирует вслух прочитанное. Я погружаюсь в волшебный ритм четверостиший. У человека, который их написал в незапамятные времена, чудное имя. Как у обитателя морских глубин. Триста двадцатый напряженно вслушивается в мои мысли. И я уплываю из этого мерзкого бездушного мира, увлеченный плавным течением слов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19