— Нет, — удивился Крафт. — Похвалил даже. Сказал, хорошо детей воспитываем.
— Кто ещё с вами обедает?
— Никто, герр Бродников. У меня работа публичная, жена — начальник контрольного цеха на фабрике амулетов, сами понимаете, дома бывает редко, в работе по уши. Обед — единственное время, когда мы можем собраться вместе, поболтать спокойно. Только министра какого-нибудь нам и не хватает. Сокол — гость, герр Бродников, и не позвать его я не могу, козла крылатого.
— О чём он говорит за обедом? — спросил Бродников.
— Молчит. Пришёл, «приятного аппетита» буркнул, пожрал и ушёл. Диана моя уже есть нормально не может. Девчонке четырнадцать, они все в этом возрасте нервные, а тут ещё этот… — Крафт едва удержал ругательство, — пугает…
— Как именно? Пристаёт, какие-нибудь ужасы рассказывает?
— Попробовал бы только! — рявкнул Крафт. — Я б ему такого пинка дал, что прямиком до верховной резиденции долетел. Нет, просто сидит, глазами зыркает, меня и то мороз продирает. О ребёнке и говорить нечего. Сын-то взрослый, двадцать лет уже, вытерпит, а вот Диана… — Крафт пробормотал под нос замысловатую брань. — И ведь не даёт, поганец, ни малейшего повода придраться, вышвырнуть его. Вежлив как учитель изящных манер, сволочь орденская.
— Высокочтимый Крафт, а может, его резиденция интересует? Ведь Лихтенштейн — бывшая Столичная область королевства Европии. А президентский дворец — бывший дворец Оуэна Беловолосого.
Феофания замедлила шаг, растопырила крылья. Риллавен глянул на неё вопросительно. Та пожала плечами и одними губами сказала «Не мешай».
— Я, герр Бродников, о том же подумал. Но по дворцу он не ходит, книжек об Озорном Кузнечике, планов, чертежей не берёт.
— Забавное название для дворца…
— Беловолосый придумал, — ответил Крафт. — Не знаю почему. А кузнечиков тут полно. И в настенной росписи, и барельефов, и скульптур. Вон один стоит. — Крафт показал на полутораметрового бронзового кузнечика-трубача.
— Оуэну нравились кузнечики, — пояснил Риллавен. Верхушки ушей поникли и отвернулись к затылку, но голос остался спокойным и ровным. — Это ещё с детства. В их краях были, а может, и сейчас есть много сказок про кузнечика Джонни, хитреца и проказника. «Как кузнечик Джонни посмеялся над спесивым лордом», «Жадный мельник и кузнечик Джонни»… До того, как он попал под власть «Солнечного Вихря», Оуэн и сам был похож на весёлого кузнечика.
Крафт виновато глянул на Риллавена. Напоминать приятелю о давней трагедии ему не хотелось.
— Высокочтимый Крафт, — сказал Бродников, — а чем занимаются эмиссар и свита?
— Да ничем. Целыми днями на компьютерах играют, а надоест — в карты. Даже к официанткам не пристают.
— А к официантам? — спросил Риллавен.
— Тоже. Я так и не могу понять, коллега, за каким чёртом их сюда принесло.
— Хм… Давайте подумаем, зачем бы вы и я могли послать эмиссара к правителю маленького, но очень богатого государства.
— За безвозмездной ссудой, — буркнул Крафт. — Но денег он не просит. Да и Соколы богаты, побираться им ни к чему.
— Магические разработки? — предположил хелефайя.
— Это я у них новинки клянчу. Нет, тут что-то другое…
— Высокочтимый Крафт, — попросил Бродников, — можно поговорить с вашей дочерью?
— Пожалуйста, но зачем?
— В четырнадцать лет девочка уже достаточно взрослая, чтобы серьёзно и достоверно оценивать людей. Но в тоже время ещё достаточно ребёнок, чтобы замечать мелочи, на которые взрослые внимания не обращают. В расследованиях я специалист невеликий, но знаю, что раскрывать секреты помогают именно мелочи. — Бродников остановился, посмотрел Крафту в лицо. — Диана уже не в том возрасте, когда боятся сердитого дядьку как такового. Тут есть причины посерьёзнее.
— Ох, герр Бродников… Это верно для обычной девочки. А Диана такая фантазёрка и наивна не по возрасту. К тому же заметить может только то, обо что споткнётся. И то не наверняка. Она очень стесняется чужих и предпочитает сидеть у себя в комнате, играть в изобретательницу. Мы с женой не возражаем, пусть конструирует свой прибор, всё лучше, чем шляться на дискотеки, где всякая шпана и наркотики. Но Диана — странный ребёнок.
— Уже не ребёнок, — ответил Бродников. — И «странная» не значит «глупая».
Бродников начинал Крафту нравиться. Прямой, решительный. Пожалуй, такому можно доверять.
— Думаю, мы с Дианой поймём друг друга, — заверил Бродников. — В четырнадцать лет я тоже был застенчивым книжным мальчиком. И страшно переживал из-за своей конопатой рожи, прятал руки, всё ждал, что будут смеяться над моими мослами.
Крафт ответил недоверчивым взглядом.
— Отрочество — тяжёлое время, — сказал Бродников. — Взрослая душа, полудетский разум и непослушное тело, которое меняется быстрее, чем вы успеваете осмыслить эти перемены. От непонятного себя хочется спрятаться в книгу или конструирование, но прячутся подростки именно от себя, но не от мира. Его они как раз-таки замечают гораздо лучше, чем это кажется взрослым.
К ним подошла Феофания, показала карманный блокнотик.
Здесь паутинообразная прослушка. Включилась, едва речь зашла о Беловолосом. И выключилась, как только заговорили о Диане. Эмиссара интересует именно Беловолосый, а не Вы, Крафт.
Лихтенштейн и Озорной Кузнечик ему тоже глубоко безразличны.
— Как зовут эмиссара? — спросила она, слегка покачивая полураскрытыми крыльями.
— Энрико Гомес, — сказал Крафт.
Вампирка скривилась.
— Вы его знаете? — спросил Крафт.
— Ещё бы. Что старый гроссмейстер, что нынешний, посылали его по самым сложным и ответственным поручениям. Отменная сволочь, ни намёка на мораль, но ордену предан безгранично.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172