– Я кино про это видел. Иногда их просто в воду кидали.
– Наручники – современное изобретение. Идеальная штука. Знаете, как они в кино про Джеймса Бонда вскрывают этот замок? Никому из вас этот замок никогда не вскрыть. – Беккет огляделся, будто ждал, что кто-то осмелится ему возражать.
Шелл вгляделась Беккету в глаза.
– Ты все еще под кайфом, Беккет?
Беккет поднял глаза и почувствовал взгляд Адель.
– Не знаю. Может быть.
Дэнни смотрел на бледные молодые лица. Сколько им? По меньшей мере, лет на пятнадцать моложе его. Глаза у них темные. Очень темные. Наверное, дни напролет играют в видеоигры.
– Слушайте, ребята, а машина у вас есть? – Он попытался придать голосу веселую небрежность. Надо им понравиться.
Терри оскорбился.
– Нет.
Дэнни вытянул шею, обращаясь к Терри. Это их главный?
– Ну, а у меня есть. Может, пойдем найдем мою машину, вы меня куда-нибудь отвезете, и мы распилим наручники? Я вам заплачу.
У Шелл в глазах запрыгали огоньки, она рассмеялась:
– Блин, мужику-то как приспичило!
– Конечно, мне правда надо.
– А почему бы нам просто не вернуть тебя в руки полиции, ты, извращенец?
Дэнни попробовал повернуться к Шелл:
– Я не извращенец. Я ничего плохого не делал. Они ошиблись.
– Все так говорят.
Беккет вернулся из своих грез.
– Где твоя машина?
– Не знаю. Это «Сааб».
– Терри, разведай там на стоянке, найди «Сааб», вернись и расскажи, где стоит. Где твои ключи?
Дэнни воодушевился. Вот этот у них главный.
– В кармане.
Беккет одобрительно улыбнулся Дэнни и похлопал его по плечу.
– Ладно, найди машину, мы туда сходим, подгоним ее поближе и запихнем его туда.
Беккет взглянул на Адель. Она улыбнулась. Дэнни подумал: «Я ей нравлюсь. Вот в чем дело. Надо быть с ней поласковее, и она все сделает».
37
Мэл вжался в дерево на склоне, втягивая воздух мелкими глотками. Что же это такое бродит рядом с ним по лесу? Надо же, кто-то к нему присоединился. А десять человек уже покинули эту землю. Что бы там сейчас ни происходило, даже если на него сбросят ядерную бомбу, они уже не смогут исправить того, что он совершил.
Если бы можно было здесь еще задержаться, он бы повеселился всласть. Если они его пристрелят, убьют, всему конец. Если они каким-то образом возьмут его живым, что, как понимал Мэл, крайне маловероятно, то он надолго задержится в казенном доме, со всякими забавными судебными процессами, интервью и прочими делами. Он получит огромное удовольствие от этих интервью. Всякий раз, когда по телику показывали Чарли Мэнсона, парень выглядел весьма счастливым.
Мэл отдышался. Вгляделся в рощицу, оставшуюся за его спиной. Ничего. Никаких движений. Никаких необычных теней. Пригнувшись на поросшем рощей склоне, ведущем к шоссе, он слышал наверху болтовню по патрульной рации: «Перекройте ему все выходы». Позади, где тушили огонь, звенели во тьме крики и ругательства. Подняв глаза в ночное небо, Мэл увидел еще два вертолета, зависших в ночи, и монотонное жужжание их добавляло в симфонию новую ноту. Хорошо.
Дым испортит собакам нюх, по крайней мере – на сегодня. Солнце взойдет лишь часов через шесть. Мэл в таком месте, куда никому не придет в голову заглянуть. Да и какой идиот попрется сейчас в этот лес? Пока Мэл не двигался, никто не мог его найти. Даже его новый приятель. Мэл расслабился, съехал спиной по гладкой коре молодого клена, задница ткнулась в землю. Он повернул голову туда, откуда доносился лай, и провалился в глубокий псевдосон. Его накрыли шипучие черные одеяла изнеможения. Он вцепился в простую мысль: он жив. Это совершенно точно. Мы еще поборемся. Ээх-ма! – заорало у него в голове.
38
Джефф вошел в темно-коричневый холл перед баром, как будто шагнул в другое измерение. Унылая пещера из темного дерева и разноцветного стекла, красные, ярко-желтые огни, манящие в самое чрево бара. Постоянное мельтешение автомобилей, мигалки полиции, водная пыль над пожарными машинами вплетали свои узоры в общий фон.
В подобные места Джефф никогда не выбирался с друзьями. Бар напомнил ему об отце и матери, о том, что было до их развода, когда вся семья выезжала в воскресенье покататься и все заканчивалось поздним обедом в каком-нибудь месте, вроде этого. Отец заказывал слегка непрожаренный стейк, а к салату – соус «Тысяча островов». Мать всегда заказывала рыбу, будто, если ешь не мясо, а рыбу, становишься в чем-то лучше остальных. Она всегда пыталась стать лучше, но Джефф обычно не замечал никаких изменений. Джефф с сестрой воевали за крекеры и хлеб.
Джефф задумался: сколько таких вот забегаловок может быть во всей стране. Миллионы? Миллиарды? Сколько стейков, жареной картошки, тоскливых салатиков, украшенных помидорками «черри»? Дома Джефф никогда не ел помидорки «черри», но ими украшались чуть ли не все салаты, которые он ел не дома. Это должно означать, по логике, что какие-то обширные плантации поставляют помидоры «черри» в тысячи миллионов забегаловок по всем Соединенным Штатам. Вероятно, плантации эти находятся в какой-нибудь стране третьего мира, и тамошние рабочие получают за сбор урожая по пять центов в час. Эти люди живут в тихом отчаянии, говорят на каком-нибудь диалекте испанского и пытаются, как могут, накормить своих темненьких круглолицых детишек, а над ними стоят мрачные солдаты, сжимая в руках американское автоматическое оружие.
Так устроен мир. Мир жесток, так было всегда. Потом Джефф вдруг осознал очень важную вещь, и все его путаные мысли тут же улетучились: к нему мир не жесток. Единственное, на что можно полагаться, – собственный опыт, а представление о жестокости мира было для Джеффа чистым умозрением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57