– Вот два фунта и вернулись, – сказала Фрэнсис, явно довольная собой.
Розмари, чувствуя себя праведницей, ограничилась чаем и одним диетическим печеньем.
– Я опять чувствую себя красоткой. Я снова стала себе нравиться. Жаль было бы все испортить. Больше никаких сигарет. Все, решила. А пить только в уик-энд.
Фрэнсис издала стон.
– Ты будешь просто неотразима. Слава Богу, что Майкл – пьяница.
– Правда?
– Во всяком случае сейчас. – Фрэнсис улыбнулась своим мыслям. – Знаешь, я ведь дожидаюсь встречи с ним. Из-за всех этих самообманов с воздержанием я себя чувствую совершенно… не знаю даже… слова не подберу.
– Грубоватой?
– Это слово всегда вызывает у меня в памяти ковбойские сапоги и кнут.
– Боже мой, Фрэнни, конечно, в тебе есть грубость. Я годами завидовала тебе из-за этого. Ну, может быть, не завидовала, просто восхищалась тобой.
– Ну-ну, по-твоему, это грубость? Надо будет продемострировать ее Майклу попозже сегодня вечером.
Розмари, казалось, была удивлена.
– Ты видишься с ним по уик-эндам?
Фрэнсис пожала плечами.
– Это его идея. Очевидно, Барбара уехала. Я не спрашиваю, он просто приходит. Если я здесь – все великолепно, если меня нет – что ж, полагаю, он отправляется домой.
– Не знаю, как ты это выдерживаешь. – Розмари несколько пала духом. Возможно, если бы она так вела себя с Беном, их роман продлился бы гораздо дольше.
– Не начинай сначала, Розмари. Это старая песня. Мы с Майклом играем по правилам, и я приложу все силы, чтобы не проиграть. Поедем, радость моя, отвезем тебя домой. И не забудь в понедельник первым делом позвонить слесарю.
Когда они въехали в ворота дома в Уимблдоне, Розмари заметила:
– Посмотри, как тюльпаны вымахали. Похоже, что и вправду май.
– Думаешь, Эрни наконец вылезет из своего сарайчика?
Они достали из багажника вещи Розмари.
– Никогда не удается приехать откуда бы то ни было без обязательного пластикового пакета, – пожаловалась Розмари, когда, войдя в дом через кухонную дверь, они бросили свою ношу на стол. – Я всегда отдаю их матери, когда она бывает у меня в гостях. Она их с безумной тщательностью разглаживает, складывает и где-то хранит. Бог знает зачем. Выпьем или ты хочешь чаю? – Розмари протянула руку к чайнику.
Фрэнсис взглянула на часы.
– Чуть-чуть выпьем, дорогая, да я поеду.
Розмари отправилась к холодильнику за льдом. Около сушилки для посуды она остановилась. В самом центре белой раковины стояла немытая кружка с недопитым кофе на дне.
– Это не похоже на Пат, – заметила она. Тут обе они одновременно услышали шаги вниз по лестнице и, не произнеся ни слова, повернулись к двери, которая вела из кухни в другие помещения дома. Она открылась. На пороге появился Бен, держась одной рукой за ручку двери, другую положив на косяк. Он улыбался.
– Привет, Рози. Привет, Фрэнсис. – Он обращался к обеим, но глаза его неотрывно смотрели на Розмари. Фрэнсис, приоткрыв от изумления рот, застыла, держа на отлете горящую сигарету, дым которой плыл во внезапно сгустившемся воздухе. – Как приятно снова увидеть вас. – И он двинулся к Розмари. Она не могла произнести ни слова.
Казалось, прошли века, прежде чем Фрэнсис наконец произнесла:
– Я приготовлю коктейли.
Бен протянул руку и коснулся локтя Розмари.
– Я вернулся к ленчу. Ты уезжала? Я звонил два раза.
Розмари все еще не в силах была двинуться с места.
– Да. В Шраблендс, – выдавила она.
– Куда? – переспросил он, смеясь. – Я могу поцеловать тебя? Ты скучала без меня?
Фрэнсис поставила на стол три высоких стакана.
– Вам, молодой человек, то же, что и нам? – осведомилась она мрачно.
Бен повернулся к ней.
– Что именно?
– Мы, взрослые, собираемся пить мартини. Если вы предпочитаете коку, я уверена: Элла оставила одну-две бутылки в кладовке.
Бен помолчал, переваривая слова Фрэнсис, потом обезоруживающе улыбнулся.
– Пусть будет мартини. Мне пора оказаться во взрослой компании.
– Неплохая мысль, – сказала Фрэнсис. – Извините, мне надо выйти. Розмари, шевелись, приготовь нам всем мартини.
Когда Фрэнсис вышла из комнаты, Розмари подняла глаза на Бена. Он наклонился поцеловать ее, не сводя взгляда с ее губ; его рука скользнула на ее затылок.
– Не надо.
Голос Розмари звучал резко. Она отвернулась от Бена.
– Разве ты меня еще не простила?
Глядя прямо на него, Розмари спросила:
– За что? Хотелось бы услышать, как ты это называешь.
– За то, что я накричал на тебя.
Розмари начала смеяться, но, увидя его нахмуренные брови, перестала и отвернулась к окну, чтобы он не видел, как ее всю трясет.
Бен продолжал:
– Можешь думать что хочешь, но между мной и Бетси ничего тогда не было.
Розмари, прислонившись к окну, следила, как Бен-кот охотится за неизвестно что клевавшей на еще безлистных кустах лазоревкой, припадая к земле между тюльпанами. Бен-мужчина подошел к Розмари сзади, и она оказалась в ловушке. Он обнял ее, и она, не в силах двинуться с места, в испуге закрыла глаза и замерла.
Он шептал ей в волосы:
– Бетси принесла мне ленч, Рози, только и всего. Ты не захотела выслушать меня.
Ощущая дыхание Бена, жар его тела, Розмари с ужасом поняла, что продолжает хотеть его. В комнату вошла Фрэнсис, и Бен с улыбкой обернулся к ней.
– Мы не успели сделать мартини. Может быть, мне заняться? – Нет, благодарю. Вам не хватает ни опыта, ни класса, чтобы приготовить настоящий мартини. И сомневаюсь, чтобы вы когда-нибудь сумели это сделать.
Бен нахмурился, потом, после паузы, откинул назад голову и разразился хохотом.
– Что это вы заставляете меня чувствовать себя врагом рода человеческого? Кто-нибудь собирается выслушать мою версию этой истории?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108