— Туда, куда хотел отправить тебя отец.
— Туда, куда ты не хотела, чтобы я ехал.
— Пожалуйста, дорогой, — взмолилась мама. — Все слишком серьезно. Попробуй понять. Ты в опасности.
— Потому что какие-то старые дамы перерезают пряжу?
— Это были не старые дамы, — сказал Гроувер. — Это были богини Судьбы. Понимаешь ли ты, что это означает… то, что они явились перед тобой? Они делают это, только когда ты… когда кто-нибудь вот-вот умрет.
— Вау! Ты сказал «ты».
— Нет. Я сказал «кто-нибудь».
— Ты имел в виду меня.
— Я имел в виду тебя как нечто обобщенное. Не тебя лично, разумеется.
— Мальчики! — оборвала нас мама.
Она резко крутанула баранку вправо, и я на мгновение заметил фигуру того, от кого она уворачивалась, — темные, трепещущие на ветру очертания, которые потом словно сдуло штормом.
— Что это было? — спросил я.
— Мы уже почти там, — отозвалась мама, не обращая внимания на мой вопрос. — Еще милю. Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
Я не знал, где это «там», но я лежал в машине, опрокинувшись на сиденье, и мне хотелось, чтобы мы наконец приехали…
Снаружи были только дождь и тьма — пустынная загородная местность, которую проезжаешь, когда добираешься на дальнюю оконечность Лонг-Айленда. Я подумал о миссис Доддз и о том, как она превратилась в тварь с острыми клыками и кожистыми крыльями. Мои конечности дрожали от настигшего меня потрясения. Она действительно была не человеком! Она хотела убить меня!
Потом я вспомнил о мистере Браннере… и мече, который он мне бросил. Прежде чем я успел спросить об этом Гроувера, волосы у меня на голове встали дыбом. Последовала ослепительная вспышка, пробравший меня до костей грохот, и наша машина взорвалась.
Помню чувство невесомости, и меня как будто сплющило, обожгло и облило водой из шланга одновременно.
Отлепившись лбом от спинки водительского сиденья, я сказал:
— Вау!
— Перси! — крикнула мама.
— Я в порядке…
Я постарался стряхнуть с себя оцепенение. Я был жив. Машина на самом деле не взорвалась. Мы съехали в кювет. Водительские дверцы заклинило в грязи. Крыша треснула, как яичная скорлупа, и дождь хлестал сквозь дырки.
Молния. Это было единственное объяснение. Нас скинуло с дороги. Рядом со мной на заднем сиденье лежало нечто большое, неподвижное и бесформенное.
— Гроувер!
Он тяжело осел набок, кровь струйкой стекала у него из уголка рта. Я потряс его мохнатое бедро, думая: «Нет! Даже если мой лучший друг — наполовину животное со скотного двора, я не хочу, чтобы он умирал!»
Потом Гроувер простонал: «Еды», и я понял, что надежда осталась.
— Перси, — сказала мать, — мы должны… — Ее голос пресекся.
Я оглянулся. При вспышке молнии сквозь заляпанное грязью заднее стекло я увидел фигуру, которая, ковыляя, подбиралась к нам по обочине. При виде ее мурашки побежали у меня по всему телу. Это был темный силуэт могучего парня, похожего на футбольного игрока. На голову у него было наброшено что-то вроде одеяла. Торс мускулистый и покрыт шерстью. Поднятые руки походили на рога.
Я с трудом проглотил комок слюны.
— Кто это?..
— Перси, — сказала мать до ужаса спокойным голосом, — выметайся из машины.
Потом она бросилась к водительской дверце. Та завязла в грязи. Я попробовал открыть свою. То же самое. В отчаянии я посмотрел на отверстие в крыше. Оно могло послужить выходом, но края его были рваные и дымились.
— Вылезай через другую дверцу! — велела мать. — Перси… ты должен бежать. Видишь то большое дерево?
— Что?
Еще одна вспышка молнии, и сквозь дымящуюся дыру в крыше я увидел дерево, которое она имела в виду: огромная сосна, размером с рождественскую елку в Белом доме, росла на вершине ближайшего холма.
— Это граница участка, — сказала мама. — Заберись на холм и внизу, в долине, увидишь большой фермерский дом. Беги к нему и не оглядывайся. Кричи что есть сил, чтобы тебе помогли. Не останавливайся, пока не добежишь до двери.
— Мам, ты тоже пойдешь со мной!
Лицо ее было бледным, глаза — печальные, так она обычно глядела на океан.
— Нет! — закричал я. — Ты пойдешь со мной. Помоги мне вытащить Гроувера.
— Дайте мне еды! — простонал Гроувер чуть громче.
Человек с одеялом на голове приближался к нам, порыкивая и пофыркивая. Когда он подошел поближе, я понял, что он не может держать одеяло на голове, потому что его руки — мощные, мясистые руки — болтались по бокам. И никакого одеяла не было. Если только считать его массивную косматую голову, слишком крупную, чтобы быть его головой… — его головой. А кончики того, что напоминало рога…
— Мы ему не нужны, — пояснила мне мать. — Ему нужен ты. Кроме того, я не могу пересекать границу участка.
— Но…
— Некогда, Перси. Иди. Пожалуйста!
Тут я просто обезумел от злости на свою мать, на козла Гроувера, на рогатое существо, — походившее на быка… да, на быка, — которое, пошатываясь, медленно и целенаправленно подбиралось к нам.
Я перелез через Гроувера и, распахнув дверцу, оказался под дождем.
— Мы пойдем вместе. Давай, мам.
— Я же тебе сказала…
— Мам! Я тебя не оставлю. Помоги мне с Гроувером.
Я не стал дожидаться, что она ответит. Я вылез сбоку и вытащил Гроувера. Он оказался на удивление легким, хотя я не смог бы отнести его очень далеко без маминой помощи.
Мы взяли Гроувера под мышки и, спотыкаясь, стали карабкаться вверх по холму в мокрой траве, доходившей нам до пояса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16