Это была разминка.— Демо попытался разрядить атмосферу, сдобрить ее сиропчиком бодрого настроения и энергии.— А теперь играем всерьез, приготовились!
— Угощайтесь, я сейчас вернусь.— И я вышел позвонить.
— Ты не хочешь занять место на табуретке? — предложила Таня, когда я вернулся.
— Давай сама беги за дверь, скоро гость появится.
Себя Таня отгадала после третьего вопроса! Ирма,
Дана и Демо, исчерпав все полагающиеся им вопросы, попадали пальцем в небо или сдавались. Мне пришла в голову новая мысль.
— Ступай еще раз водить,— велел я Тане, а остальным шепнул, что сейчас прибудет мой сводный брат Рудо, директор института, исследующего смысл собственного существования, как утверждал я, и не без оснований. Ирма заявила, что не будет на него играть, так как, мол, не знает его. Реплику Демо: «Вот и хорошо» — я предпочел не расслышать.
— Говори, что в голову взбредет, собьем Таню с толку,— предложил я.
— Все равно угадает,— обреченно махнула Дана.
— Быть того не может, она видела его всего один раз,— горячо запротестовал Демо и встал, чтобы позвать Таню.
За дверью ее не оказалось, она маячила в конце коридора.
— Чтоб вы не подумали, будто я подслушиваю у замочной скважины,— объяснила Таня, усаживаясь на табурет, и задала первый вопрос: — Отношение этого человека к сегодняшней вечеринке?
Мы обалдели.
Я (чтоб нечаянно все не испортить): Приятные надежды плюс маленький сюрприз. Как и водится между друзьями, не так ли?
Ирма: Не исключено и разочарование. Что может быть нового под солнцем!
Дана: Недоумение — почему пригласили, и некоторая растерянность — цветы? Без цветов?
Демо покосился на Дану: Воспоминание о таких же вечерах или, вернее, ночах, хм,— стоп-кран на пустом месте!
Господи, фаянсовый гном в заросшем крапивой палисаднике и то, наверное, остроумнее!
Таня: Уж не тот ли, кто собирается прийти к нам сейчас?
— Нет, с вами нельзя иметь дело! — Демо вскочил, будто на футболе.— Это невероятно!
— А я что говорила! — торжествовала Дана.
— Ты смотрела на Дану? — спросил я Таню.
— На нее, как и на всех вас.— Она пожала плечами.— Ладно, хватит играть!
— Потерпи, тебя испытывает господь.— Я шепнул Демо, что еще придумал.— Давай последний раз. Выходи.
— Ерунда все это,— защищалась Таня.— Просто нечаянно пришло в голову.
Я вытолкал ее за дверь.
— Сейчас загадаем на одну из наших знаменитостей, а ты, Дана, ступай за ней следом, как будто пописать, скажи, что пописать. И ни слова Тане!
Дана повиновалась.
— Загадаем Яношика1! — зловещим шепотом сообщил я.— Ни за что не угадает.
И тотчас позвал обеих назад. Дана вышла из туалета, все было по правилам.
Таня: Популярность?
Демо: Если использовать его как рекламу, можно открывать торговлю.
Ирма: Эвэргрин2, и настоящий, словацкий.
Я: Дана, помолчи! Незаурядность, всеобщая гордость.
Таня: Колоссальная популярность, прямо-таки рекламная, истинный словак, всеобщая гордость? Какое отношение к фольклору? Вы имеете в виду не нашего современника.
Демо: Отношение к фольклору самое непосредственное.
Таня: Дюро Яношик! Я ошиблась? Но это не по правилам игры!
Прибыл Рудо, и мы еще дважды демонстрировали ему Танины способности, оглушили и засыпали своими восторгами; с трудом оправившись от всего этого, сразу же после полуночи Рудо отвез меня домой. Таня и Дана по крайней мере нормально выспались.
Мне предстояла операция.
Я превратился в деда. В своего собственного. Мне это стало ясно, когда я задумался над своими рассуждениями.
Сами посудите: я не слабак, и даже после вчерашней вечеринки мне не настолько муторно, чтоб силы мои висели на ниточке, но надо себя поберечь. Как-никак резать меня будут впервые!
Внутри все замирает, я едва не вою, но горло стянуло страхом, пикнуть не могу. Прежде не понимал, что значит — душа в пятки ушла, а теперь, ей-богу же, как еще понимаю!
Прикидывал я и с точки зрения статистики — скольких оперировали и сколько их после операции отбросили копыта; ну, и утешаю себя: небось не потрошили бы, кабы толку не было, вот и внушаю себе — мне надеются помочь, страхи мои напрасны.
Лежу в белой кровати на белой простыне, белая комната в белом здании, жду конопатую сестричку, ту, что делала мне укол в левое полужопие. Она же должна отвезти меня в операционную.
Чего только не лезет в голову, ну такая ахинея!
Всякие там поговорки-прибаутки. Думаю, такое настроение появляется у любого, кому приходится брать в расчет свой самый банальный смертный час. Нежный возраст, детство, надежность домашнего очага! Мир вокруг был иной, не то что сейчас. Теперь каждый дальше своего носа не видит, бурчит да надрывается с рассвета до заката. Когда-то люди так не христожопничали, не изнуряли себя накопительством. Что имели, то и ели, выпивали, веселились. Чтоб пищеварение лучше шло. Если ты зануда, не умеешь ничего ввернуть с шуткой, к людям лучше и не ходи, потому что народ был добродушный, по большей части веселый, словоохотливый, покуражиться любил. А что им еще оставалось? Да, такого снова не будет.
Меня одурманят, заморочат и безо всяких там околичностей — брысь, пшел вон на тот свет! Что делают в таких случаях другие? О чем думают? Наверняка беспомощны вроде меня.
Перед Рудо я вчера в машине пустил слезу. Позорище! А он, паскуда, меня же еще и утешал. И слезы мои были столь обильны, что, соединись они в одну, затопили бы целиком Житный остров, и жита не собирали бы там целых семь лет. С соленой-то земли!
Будь я как тот вон амбал, мыши его задави, все на свете перенес бы, не то что какую-то там паршивую операцию!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34