— …и я буду чтить вас всю свою жизнь, — осторожно закончила Мириэль.
Женщина-эльф улыбнулась холодной лунной усмешкой, присела и принялась ворошить драгоценности.
— Этого недостаточно, — сказала она в конце концов.
— Но это все, что у меня есть! — не выдержала Мириэль. На глаза ее снова навернулись слезы.
— Нет, — укоризненно произнесла женщина, и Мириэль вспомнила про свои серьги и цепочку с медальоном.
Девушка медленно сняла коралловые серьги и опустила их в общую кучу. Женщина тут же подобрала их и принялась разглядывать. Кажется, они ей понравились.
Мириэль расстегнула цепочку — еще медленнее. На одной стороне медальона был выложен алмазный крестик, а на другой — выгравирован герб Рипонов. Внутри же хранилась прядь волос давно уже скончавшейся матери Мириэль. Эта прядь была для Мириэль дороже всех драгоценностей.
«Она только хочет посмотреть, действительно ли я готова отдать ей все», — подумала Мириэль. Но она знала, что терзаться угрызениями совести поздно и глупо. Уже просто придя сюда, она рисковала своей бессмертной душой. Но на карту было поставлено несколько жизней. Сейчас не время трястись над пустяками. Мириэль положила медальон поверх остальных драгоценностей.
— Этого достаточно, — сказала женщина-эльф. — Чего же ты просишь у меня, дочь земли?
Мириэль заколебалась. Старая Жаннет говорила, что, даже если эльфы и заключают сделку, делают они это хитро. Чего же ей просить? Чтобы эта женщина освободила Луи? Это может ничего не значить. Чтобы она послала спасение? Но это то же самое.
— Я хочу, чтобы вы дали мне средство освободить Луи и помогли мне добраться к нему, — наконец вымолвила Мириэль. Но едва лишь эти слова сорвались с ее губ, как девушка тут же об этом пожалела: ей сразу представились сотни связанных с этим ловушек.
— Это две просьбы. Какую из них мне следует выполнить? — шутливо спросила женщина.
Мириэль открыла было рот, но не успела она произнести ни слова, как стоящая перед ней фигура начала таять и течь, словно речной туман, на который она так походила, — и Мириэль, не выдержав, моргнула и отвернулась.
Когда же она взглянула снова, женщина-эльф исчезла, а на ее месте стоял серый пони. Он повернул голову и взглянул на девушку, и глаза его вспыхнула красным, словно у хорька. Мириэль посмотрела вниз. Все золото, платок и медальон ее матери исчезли.
Решившись наконец, Мириэль встала и осторожно двинулась к серому пони. Она ездила верхом с раннего детства, но на этом странном животном не было ни седла, ни уздечки.
Но подобные мелочи не могли остановить Мириэль.
Пони не стал шарахаться при ее приближении. Подойдя вплотную, Мириэль ухватилась обеими руками за гриву пони и вскочила ему на спину. Прежде чем она успела усесться поудобнее, пони двинулся прочь — сперва шагом, потом рысью, а потом перешел в галоп. Мириэль никак не могла управлять им — поводьев ведь не было. Все, что ей оставалось, это покрепче цепляться за его гриву и молиться.
18 — ПЕШКА БЕРЕТ ЛАДЬЮ (19 ИЮЛЯ 1805 ГОДА)
САРА ПРИШЛА К ВЫВОДУ, что сидеть в тюрьме очень скучно. Вот уже четыре дня она гостила у месье Талейрана и находила это времяпрепровождение на редкость нудным.
Если бы Сара и вправду была той женщиной, за которую ее принимал Талейран, — изнеженной английской аристократкой, — то она вполне могла бы изрядно пострадать от суровых условий содержания: ее заперли в холодной, скудно обставленной комнате, а весь ее суточный рацион состоял из миски жидкой каши.
Но Саре довелось в свое время пройти куда более суровую школу и довольствоваться гораздо более скудным пропитанием. Она расчесала волосы пальцами, заплела их в две косы и перевязала полосками ткани, оторванными от нижней юбки. Муфту, чепчик и мантилью Сара потеряла еще до того, как очутилась в замке Шато-Руасси, потому она соорудила плащ из одеяла и целыми днями расхаживала по крохотной камере: чтобы согреться и дать нагрузку мышцам. Она сразу же избавилась от корсета — сняла и засунула под матрас, — и теперь ничто не мешало ей двигаться свободно. Правда, ее платье было скроено в соответствии с требованиями моды, с зауженными плечами, но теперь, когда Сара отказалась от корсета, оно сидело достаточно свободно.
Сара предпочла бы иметь в своем распоряжении брюки вроде тех, в которых она отправлялась на охоту, но она решила как-нибудь обойтись без них ее тюремщики не походили на людей, способных из сочувствия к ней выполнить столь странную просьбу. Она никого не видела — не считая служанки, появляющейся дважды в день, — и, пожалуй, была этому только рада: за время их краткого знакомства Джеффри Хайклер произвел на нее впечатление человека, способного на злорадство и прочие неприятные вольности. Особенно если он будет уверен, что все эти вольности сойдут ему с рук.
Однако мистер Хайклер любезно держался где-то вне поля ее зрения, и Сара расхаживала по камере, ела то, что давали, и планировала побег.
Она должна бежать отсюда… и поскорее.
Сара не знала, намеревается ли Уэссекс выкупить ее — хотя от герцога вполне можно было ожидать чего-то в этом духе, с его-то гордостью, — но знала, что ей не следует особенно полагаться на его помощь. Ведь Талейран признался, что не знает, где сейчас можно найти герцога Уэссекского. А раз уж его местонахождение не смогла обнаружить вся французская шпионская сеть, вряд ли это удалось бы Саре Канингхэм, даже если бы она и не сидела в плену. Следовательно, на помощь Уэссекса надеяться не следует.
Но надежда не покидала Сару, поскольку и Джеффри Хайклер, и месье Талейран отнеслись к ней как к обычной женщине, к пешке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124