Илья прошел через лужайку, мимо аккуратных построек, сквозь посадки молодых кипарисов и попал в совершенно иной мир.
Здесь в несколько рядов теснились низкие бараки из некрашеного дерева. Рядом с некоторыми были разбиты маленькие садики, перед другими — лишь выметенные пыльные луизианские дворики. В белесой пыли возились детишки, слишком маленькие для работы на плантациях. Они играли в какие-то замысловатые игры с палочками и камешками вместо игрушек. Работники, мужчины и женщины, в одинаковых бесформенных холщовых балахонах, медленно тянулись под жарким послеполуденным солнцем к общей кухне, где для них готовили ужин. Некоторые с любопытством смотрели на незнакомца, но большинство либо не поднимали глаз, либо отворачивались.
Это был барракон , поселок рабов, место обитания человеческой собственности, которая была разрешена недоброй славы Черным Кодексом Луизианы.
Илье было трудно постичь смысл рабовладения и психологию рабов. Солдаты любой армии в мире кормились и одевались хуже рабов луизианских плантаций, но они все же были свободны. Слуги в любом богатом доме, даже крепостные его родины, пусть нищие и безжалостно эксплуатируемые, все же обладали хоть какой-то свободой, которой у этих людей не было. Это — он с трудом нашел сравнение — как суп без соли. Хотя очевидной разницы между такой свободой и несвободой не улавливалось, она все же существовала.
— Господин… это правда?
Илья остановился. Перед ним в дверях одного из бараков стояла женщина, которая прислуживала им в библиотеке Бароннера. Собственно, дверей в похожем на сарай сооружении не было, их заменял выцветший полотняный полог, который женщина отодвинула в сторону, готовая в любой момент снова отступить под защиту жалкого укрытия.
Илья шагнул к ней.
— Что — правда? — спросил он так же тихо, как и она.
— Вы приехали издалека, — вся фраза слилась в одно слово, словно женщина очень торопилась, — и мы слышали… англичане говорят, что у них теперь есть закон, по которому никто не может владеть людьми. Это правда?
Глаза ее казались огромными от страха и надежды. Она очень рисковала, всего лишь заговорив с ним. Если это ему не понравится, то ей конец. По закону ее жизнь не стоила ничего, кроме символической суммы денег. По закону он мог ее убить — но для него это было так же немыслимо, как убить просто так птицу или рыбу.
— Да, — тихо отозвался Илья. — Это правда. Ни один англичанин не имеет права владеть рабами, и любой раб, ступивший на английскую землю, становится свободным.
— Свободным… — прошелестела женщина.
— Это так называемый Освободительный Билль Уилберфорса. Он вступил в силу начиная с марта этого года и стал законом в Новом Альбионе и на Земле Принца Руперта. Если сумеешь добраться до севера — ты свободна, — сказал ей Илья.
— Меня убьют, если я сбегу, — прямо сказала женщина, и кровь внезапно отхлынула от ее лица. Она быстро опустила полог и скрылась в доме.
Он тряхнул головой, вдруг разозлившись на себя. Какое право он имел забивать этой девочке голову несбыточными мечтами? Добра он ей этим не принес. Илья отвернулся и пошел прочь.
Наконец он достиг края поселения рабов и теперь стоял на границе девственных зарослей. Даже в такое время года природа была роскошной, как сны курильщика опиума, — целый лабиринт деревьев, лиан со вкраплениями маленьких прудов с черной водой.
— Итак, англичанин, ты таки явился на рандеву? — послышался странно глухой голос, говоривший по-английски с жутким акцентом.
— Я не англичанин, — ответил Илья на том же языке и медленно повернулся к говорившему.
Перед ним стоял человек, одетый по моде орлеанских мелких дворянчиков, но лицо его скрывала маска из золоченой расписной кожи и цветных перьев, вроде тех, что носят на карнавале. Илья узнал ее — это была маска Мома, греческого божества насмешек и анархии, ставшего покровителем разнузданного веселья, которым отмечали грядущее наступление Великого Поста. Маска искажала голос до неузнаваемости, но у Ильи вдруг возникло ощущение, что скрывающийся под личиной человек знает его, поскольку тот отступил назад и поднял руку, словно защищаясь от удара.
— Нет, — сказал он. — Вы не англичанин, это правда. Но мне сказали, что придет англичанин.
— Планы изменились. Вы — Мом?
— Если вы Янус, то я — лунный старец. — Это был пароль, о котором ему сказали еще в Лондоне.
— Луна насылает безумие, — дал он условленный отзыв.
— Мы живем в безумном мире, n'est-ce pas ? Пароль, отзыв и подтверждение. Можно было продолжать.
— Что вы должны мне сказать? — спросил Илья. Он знал, что Мом — один из хорошо замаскированных местных агентов, который передавал лорду Кью информацию о де Шарантоне в течение многих месяцев. Илья надеялся, что сейчас он сообщит ему новости о местной ситуации.
— Новости неприятные, cher . Губернатор Шарантон — сущий дьявол. Он поклоняется черным силам в подземелье под собором Людовика Святого. Он хочет стать королем в Новом Свете и обрести власть короля миропомазанного, как древние короли Старого Света.
Миропомазанник? Власть короля земли, исходящая из священного брака с ней? Такой брак заключал Генрих, такой брак заключит в свой черед принц Джейми. Отец Ильи давал обеты земле, поскольку он был благородного происхождения. Это был доступ к силе, которую утратил Наполеон, казнив старого короля, поскольку Революция уничтожила всех, кто мог восстановить древний ритуал, а земля никогда не примет цареубийцу.
— Де Шарантон хочет стать королем? — переспросил Илья. — Этой страны? — Но какую связь это могло иметь с тем поручением, ради выполнения которого Талейран послал сюда герцога?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112