А в пятистах милях утренние лучи уже ласкали древние камни стен Незримого Университета — главного волшебного заведения на Плоском мире.Правда, не все волшебники этот факт признавали.Для большинства волшебников Незримого Университета первым приемом пищи являлся обед. Вообще говоря, волшебников нельзя назвать ярыми поборниками завтраков. Только аркканцлер и библиотекарь узнали бы рассвет в лицо, зато каждое утро весь Университет был целиком и полностью в их распоряжении.Библиотекарь всегда вставал рано, поскольку был орангутаном, а орангутаны всегда встают рано, правда, он не оглашал окрестности воплями, чтобы отпугнуть других самцов. Он просто открывал библиотеку и кормил книги.А Наверн Чудакулли, занимавший в то время Пост аркканцлера, любил побродить по сонным зданиям, кивая слугам и оставляя записки подчиненным (цель у этих записок была только одна — сообщить, что аркканцлер уже бодрствовал и занимался делами, когда нерадивые младшие волшебники еще видели сладкие сны Такое случается постоянно и повсеместно по всей множественной вселенной, даже на холодных планетах, омываемых жидким метаном. Никто не знает почему, но в любой группе наемных работников раньше всех всегда встает начальник, который имеет дурную привычку оставлять на столах подчиненных укоризненные записки (или покрытые гравировкой кристаллы гелия). На самом деле единственным местом, где такая ситуация возникает довольно редко, является планета по имени Зирикс, но только потому, что у Зирикса целых восемнадцать солнц и встать рано утром возможно лишь раз в 1789,6 лет. Но даже там, раз в каждые 1789,6 лет, словно подчиняясь некоему общему сигналу, главные работодатели вползают в контору, сжимая в щупальцах створки ракушек с укоризненными посланиями.

).Сегодня, однако, голову аркканцлера занимало нечто иное. Причем «занимало» в более или менее буквальном смысле этого слова.Оно было круглым. А вокруг росли здоровые волосы. Аркканцлер готов был поклясться, что вчера ничего подобного там не было.Он ветел головой то в одну, то в другую сторону и рассматривал в зеркале другое зеркало, которое держал над затылком.Следующим служащим, просыпавшимся после Чудакулли и библиотекаря, был казначей, однако вовсе не потому, что казначей любил вставать рано, а потому, что к десяти часам весьма ограниченный запас терпения аркканцлера иссякал, Наверн Чудакулли вставал на нижней площадке лестницы и начинал орать:— Казначей!!!…Пока казначей не появлялся.На самом деле вопль раздавался ровно в одно и то же время, поэтому вскоре казначей, прирожденный нервоядный То есть существующий исключительно за счет собственных нервов.

, научился подниматься и одеваться во сне в точности за несколько минут до рева аркканцлера. Сегодня он принял вертикальное положение, оделся и даже успел дойти до двери — и только потом открыл глаза.Чудакулли никогда не тратил время на пустые разборки. Разборки должны быть насыщенными — либо никакими.— Да, аркканцлер, — мрачно произнес казначей.Аркканцлер снял шляпу.— Ну, что скажешь? — резко осведомился он.— Гм… Гм… О чем, аркканцлер?— Об этом! Об этом вот!Близкий к панике казначей в отчаянии уставился на макушку Чудакулли.— О чем? А. О плеши?— Нет у меня никакой плеши!— Э-э, тогда…— То есть еще вчера ее не было!— А. Ну. Гм. — В определенные моменты что-то замыкало в голове казначея, и он уже не мог остановиться. — Конечно, такое иногда случается, вот мой дедушка, помню, спасался настоем из меда и конского навоза, втирал каждый день и…— Я не лысею!Нервный тик исказил лицо казначея. Слова принялись вылетать изо рта самостоятельно, безо всякого участия мозга.— А еще у него была такая штука со стеклянным стержнем, и, и… трешь ее шелковым платочком, она и…— Это просто возмутительно! В моей семье никогда никто не лысел! Одна из теток, но она не в счет!— И, и, и он собирал утреннюю росу и мыл в ней голову, и, и, и…Чудакулли замолк. Он не был злым человеком.— Ты сейчас что пьешь? — осведомился он.— Су-су-су… — залепетал казначей.— Все так же глотаешь эти свои пилюли из сушеных лягушек?— Д-д-д-д-д.— В левом кармане?— Д-д-д-д-д.— Так… Теперь глотай.Несколько секунд они тупо смотрели друг на друга.Потом казначей обмяк.— М-м-мне уже гораздо лучше, аркканцлер, спасибо.— Что-то явно происходит, казначей. Печенкой чувствую.— Как скажешь, аркканцлер.— Кстати, ты что, в тайное общество какое вступил?— Я… Конечно нет, аркканцлер.— Тогда сними с головы подштанники. Тебе не идет.
— Знаешь его? — спросила матушка Ветровоск.Нянюшка Ягг знала в Ланкре всех, в том числе и то жалкое существо, которые сейчас валялось в папоротнике.— Вильям Скряб из Ломтя, — мигом откликнулась она. — Один из троих братьев. Помнишь, он еще женился на девчонке Тюфяксов, на той, у которой зубы с проветриванием?— Надеюсь, у бедняжки найдется приличное черное платье, — покачала головой матушка Ветровоск.— Похоже, его чем-то закололи, — констатировала нянюшка Ягг, осторожно, но решительно переворачивая тело.К трупам она относилась спокойно. Ведьмы часто готовили тела к погребению, а также выступали в качестве повивальных бабок, поэтому для многих людей в Ланкре лицо нянюшки Ягг было первым и последним впечатлением — эти два события настолько впечатывались в память, что вся остальная жизнь между ними могла показаться скучной и серой.— Насквозь, — охнула она. — Его ж насквозь проткнули. Вот это да! Кто ж сотворил такое?Обе ведьмы разом повернулись и посмотрели на камни.— Не знаю, что это было, но точно знаю, откуда оно явилось, — буркнула матушка Ветровоск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15