Теперь ей хотелось оставаться одетой и в боеготовности на случай очередного приступа у супруга.Если до полуночи ничего не произойдет, она спокойно уляжется спать: опасность миновала.Фрэнк Корбо взглянул на нее и с неуклюжим участием, заменявшим у него нежность, сказал:— Иди. Отдохни хоть немного. Я еще чуть-чуть пободрствую, а потом тоже лягу.Она догадалась, что он тоже боится ложиться до полуночи. Было около одиннадцати вечера. Все остальные уснули; Ларри отправился на работу. Лючия Санта испытала громадное облегчение и гордость из-за того, что ее ожидания оправдались. Ему становится лучше. У мужчин случаются такие приступы, но со временем они проходят.— Сейчас, только закончу, — согласилась она.Наблюдая, как она шьет, он выкурил сигару, а потом налил ей рюмочку вина и даже сам выпил, хотя это запрещалось религией Колуччи. После полуночи оба улеглись. Крошка Лена спала между ними. В кромешной тьме, в самое глухое ночное время, Лючия Санта проснулась от того, что муж размеренно, звонко повторяет:— Что это за кукла между нами? Скорее, не то я выброшу ее в окно.Лючия Санта обхватила рукой спящую крошку и спросила тихо, но настойчиво:— Фрэнк, что с тобой? Что случилось? — Она все еще не опомнилась после сна и ничего не могла сообразить.Отец спросил ее с угрозой в голосе:— Зачем ты положила между нами эту куклу?Лючия Санта перешла на шепот, чтобы не переполошить семью:— Фрэнк, Фрэнк, это же твоя дочка! Очнись, Фрэнк!Последовала продолжительная тишина, но Лючия Санта уже не смела закрыть глаза. Неожиданно кровать заходила ходуном.Он взвился, как ангел-мститель. Спальню и гостиную, где ночевали дети, залил свет. Отец успел одеться. Его лицо почернело от ярости, голос прогрохотал, как громовой раскат:— ВОН ИЗ ДОМА! УБЛЮДКИ, СУКИНЫ ДЕТИ! ВОН ИЗ ЭТОГО ДОМА, ПОКА Я ВАС НЕ ПЕРЕДУШИЛ!Мать соскочила с кровати в одной ночной рубашке, прижимая к груди дочь, бросилась в гостиную и велела перепуганным Джино и Винсенту:— Скорее одевайтесь, берите Сальваторе и марш к тетушке Лоуке! Быстрее!Отец бушевал и изрыгал проклятия; однако, увидев, что Винсент собрался уходить, он сказал:— Нет, Винченцо может остаться. Винченцо — ангел.Мать выпихнула Винсента в коридор.Отец и мать стояли лицом к лицу. В глазах отца не было пощады. Спокойным, но полным ненависти голосом он произнес:— Забирай свою куклу и уходи.Лючия Санта посмотрела на единственную в квартире внутреннюю дверь, ведшую в спальню Октавии. Перехватив ее взгляд, отец сказал:— Не заставляй меня стучать в дверь твоей дочери. Веди ее на улицу, там ей самое место.Дверь распахнулась. Октавия успела одеться; в правой руке она сжимала свои портновские ножницы.— Октавия, пойдем со мной, — быстро произнесла мать.Октавия не ведала страха; она выскочила из комнаты, готовая сражаться и защитить мать и детей. Но сейчас, когда она увидела исказившую физиономию отца гримасу жестокого удовлетворения, у нее впервые ушла в пятки душа. Она выхватила Лену у матери из рук и, не выпуская ножниц, бросилась в кухню. Там сгрудились Винни, Сал и Джино в наброшенных поверх теплого зимнего белья пальто.Она повела их вниз по лестнице, прочь из дому.Лючия Санта осталась с мужем с глазу на глаз.Одевая поверх ночной рубашки пальто, она спросила его дрожащим голосом:— Что случилось, Фрэнк? Ты был весь день таким добрым, что же на тебя сейчас накатило?Его голубые глаза были мутны, но заостренное лицо разгладилось.— Все прочь из дому, — повторил он и, шагнув к ней, подтолкнул к двери.Тут в квартиру ворвались Ларри и Panettiere и встали между ними. Отец вцепился Ларри в горло и, прижав его к стене, заорал:— Ты сунул мне сегодня доллар и поэтому считаешь, что можешь встревать?В лицо пасынка полетела горсть мелочи. Но тот был начеку. Подбирая слова, он выговорил:— Отец, я пришел помочь. Сейчас явятся полицейские. Лучше тебе утихомириться.Внезапно на улице завыла сирена. Отец подбежал к окну и высунулся наружу. На улице стояли закутанные в пальто младшие дети, окружившие Октавию; Октавия показывала на него пальцем выскочившим из машины полицейским. Двое в форме бросились в подъезд. Тогда отец присмирел, прошел через комнаты на кухню и обратился к собравшимся там с разумной речью:— У полицейских дубинки. С ними никому не сладить.Сказав это, он присел на табурет.Двое высоких здоровяков-ирландцев осторожно вошли в распахнутую дверь квартиры. Ларри подозвал их и что-то сказал вполголоса. Отец не сводил с них глаз. Ларри вернулся к нему и сел рядом. Он так переволновался, что не мог сдержать слез.— Слушай, отец, — заговорил он. — Сейчас приедет «Скорая». Ты болен, понятно? Так что прекрати буянить. Не мучай мать и детей.Фрэнк Корбо отпихнул его. Оба полицейских бросились к нему, но мать опередила их.— Нет, нет, подождите! — выкрикнула она.Наклонившись к мужу, она спокойно заговорила с ним, не обращая внимания на Panettiere и полицейских. Октавия и дети успели замерзнуть на улице и поднялись назад; теперь они стояли у противоположной стены, ожидая продолжения. Мать говорила:— Фрэнк, поезжай в больницу. Там тебе будет хорошо. Что будет твориться с детьми, если полицейские у них на глазах примутся тебя лупить и тащить вниз по лестнице? Фрэнк, Фрэнк, одумайся! Я буду ежедневно навещать тебя. Через неделю, ну, две, ты поправишься. Пойдем.Отец послушно встал. В эту самую минуту в квартиру ввалились двое санитаров в белых халатах. Отец замер у стола, повесив голову, словно что-то прикидывал. Потом он поднял голову и объявил:— Все должны попить кофе. Я сам его сварю.Белые халаты шагнули было к нему, но мать загородила им дорогу. Ларри встал с ней рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98